и Дублинских фузилеров до того, как те успели добраться до берега.
Тысяча человек попыталась преодолеть понтонный «мост смерти», прежде чем командиры решили прекратить самоубийственную высадку. Лишь горстке солдат удалось добраться живыми до берега и укрыться за песчаными дюнами, где они стали ждать наступления ночи. Вскоре мощное течение сместило плохо закрепленные лихтеры и разрушило мост»[106].
Сражение сразу же приняло позиционную форму продвижение от мыса Геллес не превысило 5 километров, хотя по плану уже в день высадки следовало захватить объекты, расположенные в 8 километрах от моря.
«Узкий пляж, где производилась выгрузка австралийской горной артиллерии и вообще всякого рода запасов снабжения, создавал впечатление большого кораблекрушения, следствием которого было масса обломков, выброшенных между прибрежными скалами. Эта картина, переданная очевидцем, была живым изображением хаоса, который царил на всех пляжах высадки».
Союзники не могли продвинуться вперед, но и турки не могли сбросить в море их войска, которые поддерживала корабельная артиллерия.
Обе стороны наращивают сухопутные силы.
Продолжаются и действия флота.
13 мая турецкий миноносец «Муавенат Милие» тремя торпедами в упор топит британский броненосец «Голиаф»[107], 25 мая торпедами с подводной лодки потоплен «Триумф», а на следующий день — «Маджестик». После этого «Куин Элизабет» была отозвана в Метрополию, а флот отступил к Мудросу и резко снизил активность.
Операция уже давно потеряла всякий смысл, но по инерции почему-то продолжалась.
«Жаркое время года начало сказываться. Местами окопы первой линии были устроены из груд турецких трупов, прикрытых снаружи мешками с землей, фашинами и песком. Снаряды разбрасывали эти склады трупов, распространяя ужасающий запах, сопровождаемый роями черных и зеленых мух. Опасались развития эпидемии. Но, к счастью, все иссушающее солнце при совершенном отсутствии дождей высушило и трупы. Эпидемий не последовало ни у одной из борющихся сторон».
Я. Гамильтон эвакуировался на остров Имброс, осуществляя руководство вверенными ему войсками из удобного и безопасного места. Потери союзников превысили уже 50 000 человек.
«По мнению всех, кто воевал на обоих фронтах, османский фронт гораздо хуже французского», — писал домой французский капрал Жан Леймонри в июне 1915 года. Британцы были того же мнения. «Во Франции, если не было приказа идти в наступление, пехотинцы могли спокойно жить по несколько месяцев, не сделав ни единого выстрела и не подвергаясь ни малейшему риску получить снайперскую пулю, — писал А. П. Герберт. — На Галлиполи же турки и союзники обстреливали друг друга из винтовок и артиллерийских орудий днями напролет, а с наступлением темноты вылезали из окопов и шли друг на друга в штыковую атаку. Солдатам приходилось все время быть начеку, не зная ни минуты передышки».[108]
Люди сходили с ума от напряжения, бессонницы и постоянного страха. В отличие от Западного фронта, солдаты союзников не имели возможности отдыхать хотя бы, иногда, в безопасном тылу — при глубине плацдармов в несколько километров тыла просто не было. К середине лета количество душевнобольных в пять раз превышало число раненых.
Сражение у Сувлы
К августу на Галлиполийском полуострове было сосредоточено 157 000 солдат союзников, части были доведены до штатной численности, материальная часть пополнена, флот отдохнул и вновь был готов действовать вместе с армией.
Я. Гамильтон принял решение охватить правый фланг турецкой армии, для чего высадить в ее тылу, в бухте Сувла, 9-й армейский корпус. Я. Гамильтон полагал, что этот план будет полностью неожиданным для противника, и очень удивился бы, прочитав донесение Лимана фон Сандерса:
«Генерал Гамильтон, в сущности, располагает только двумя плацдармами — у Седд-эль-Бар и Габа-Тепе… совершенно очевидно, что он постарается их расширить. Для того чтобы достичь успеха у Габа-Тепе, можно считать вероятным, что он попытается высадиться в бухте Сувла и продвигаться к Анафарте».
Тем не менее, определенные шансы, по крайней мере, на оперативный успех у англичан были, если бы высадившиеся войска действовали быстро. Но быстро, как обычно, не получилось. По словам Гамильтона, Стопфорд, командир высадившегося 9-го корпуса:
«…торопил своих дивизионных командиров, иначе все преимущества неожиданной высадки будут бесполезны, но командиры дивизий считали, что они не в состоянии двигаться. Они говорили, что их люди изнурены трудностями, перенесенными в ночь с 6 на 7 августа и боем 7 августа. К этому прибавился еще недостаток воды. Наконец, имелось только три батареи, из которых две горные. Стопфорд доказывал, что при отсутствии достаточной поддержки сухопутной артиллерии можно было рассчитывать на содействие судовой артиллерии, но возражения командиров дивизий были сильнее, чем приказание командира корпуса».
Сражение продолжалось до конца августа и не привело к сдвигу позиционного фронта на Галлиполийском полуострове. 15 октября Я. Гамильтон был заменен генералом Монро. В течение нескольких месяцев — с сентября по декабрь — союзники обсуждают, следует ли эвакуировать войска или, напротив, их нужно усилить и начать еще одно наступление с использованием крупных сил флота. Шестого декабря, наконец, принимается решение об эвакуации, которая прошла сравнительно гладко и завершилась 9 января 1916 года, ровно через год после принятия У. Черчиллем и Г. Китченером решения атаковать Дарданеллы.
Операция была полностью проиграна, в чем современные западные историки обвиняют Россию, которая:
«… фактически бросила своих союзников в их стамбульской кампании. Поскольку британские и французские корабли не смогли войти в Мраморное море, царская армия не стала атаковать Босфор с севера. Помимо незначительных демонстративных ударов по побережью Черного моря русские мало что сделали для того, чтобы помочь союзникам в Дарданеллах», — пишет Юджин Роган и, очевидно, осознав, что несколько «перебрал», добавляет: «Правда, официальный британский историк Галлиполийской кампании великодушно отметил, что «страх перед высадкой русских войск удерживал три турецкие дивизии на Босфоре почти до конца
