бы меня совсем убили…
Гриша вернулся в лагерь вместе с Фроимом. Партизаны накормили его, переодели, потом сожгли старые лохмотья. Когда Фроим разделся, это был высохший, как мумия, старик. Лишь через несколько дней хлопцы узнали, что «деду» Фроиму всего лишь около сорока лет. Но для партизан он так и остался дедом. Он попросил определить его конюхом на партизанскую конюшню.
Пока кормили и брили деда Фроима, возвратились партизаны, которые ходили в Павловку за Митей Малым и Ганей. У Мити тут было много знакомых. Целый год бегал он связным между подпольными группами разных сел. Он еще немного прихрамывал — побаливали пятки после допросов.
Ганя была стройной, красивой девушкой с очень пышной и длинной, ниже пояса, косой. Гриша провел ее к партизанской кухне, познакомил с партизанской матерью. Почти все новички начинали свое знакомство с базой отряда отсюда. Лидия Леонтьевна, потеряв троих сыновей и мужа, теперь всю свою материнскую любовь и заботу отдавала молодежи.
Забегая вперед, скажем, что Лидия Леонтьевна пронесла эту любовь через всю жизнь. И сейчас каждый год 10 февраля, в день выхода первой группы комсомольцев из Павловки в лес, когда бывшие партизаны отряда имени Ленина собираются возле своей первой землянки, почетное место за дружеским столом у костра принадлежит Лидии Леонтьевне. Из какой бы республики ни приехали бывшие бойцы отряда, первый визит — к партизанской матери.
В тот день, когда Ганя впервые увидала ее, Лидия Леонтьевна ласково заглянула девушке в глаза и, как у маленькой, спросила:
— Проголодалась? Вот возьми блинчик.
— Нет, спасибо. Можно напиться?
Девушка зачерпнула кружкой воды, отпила немного.
— Ганя, тебя к командиру, — подбежал, запыхавшись, Василь.
Взглянув на парня, она вспыхнула румянцем и, глядя себе под ноги, осторожно обошла его. А Вася красивый, отчаянный разведчик, покраснел, как помидор, и растерянно топтался на месте. Потом быстро схватил кружку, которую только что оставила Ганя, и одним залпом допил остатки воды.
Они еще не говорили слов любви, они боялись выдать свои чувства друг другу, хотя невольно выдавали их всем, кто видел их рядом. Выпало молодым полюбить в то грозное, военное время. Многим их сверстникам приходилось вот так, прячась, вздыхать, скрывая свои чувства, чтобы в случае смерти не причинить любимому или любимой мучений и боли. Ведь на каждом шагу партизан подстерегала смерть. Вася оберегал тайну своей любви, надеясь на лучшие времена.
На следующую ночь Василь вместе с группой разведчиков отправился на очередную боевую операцию в село Ксаверовку. Подпольщики сообщали, что там расположен небольшой гарнизон гитлеровцев, которые охраняют прямой кабель Берлин — Винница.
Ночью партизаны пришли в Ксаверовку и залегли неподалеку от здания школы, в которой теперь фашисты устроили свою казарму.
Из засады было хорошо видно, чем занимаются солдаты. Доносился здоровый хохот. Потом они учились ходить в атаку, ползали, бегали, протыкали штыками мешки с соломой.
Как только стемнело, Гуменчук подал команду, и разведчики подошли к школе. Только в одной комнате и в коридоре был свет. Заглянув в окно, которое выходило в садик, партизаны через дыры в светомаскировочной бумаге увидали двух солдат, играющих в карты.
Оставив тут Игоря и Середовича с гранатами наготове, Гриша и Василь обошли казарму. У входа стоял часовой. Гуменчук приказал Василю проползти немного по двору, залечь и прикрыть его огнем в случае надобности. Сам же он встал во весь рост и пошел на часового.
Тот заметил Гришу уже шагах в десяти от себя и торопливо дернул винтовку с плеча… Но большего не успел. Не поднимая руки, Гриша выстрелил в него из пистолета. И тут же внутри помещения взорвалась граната, которую бросил в окно Игорь.
Гриша кинулся к двери, но в ту же секунду свет в коридоре погас. Значит, там кто-то ожидал его… Рывком бросился к порогу и прижался спиной к кирпичной стене рядом с дверью. Идти внутрь он уже не осмелился. И тут увидал, что Василь вскочил и бежит через двор. А навстречу ему со стороны сельской улицы — гитлеровец. Свет фонаря едва достигал туда, и Гуменчук только увидел, как слились две тени, рухнули и покатились по земле. Стрелять уже нельзя было. Он подбежал, когда Вася вытирал о чужой мундир свою финку.
И тут поднялась пальба в селе. Из помещения школы кто-то стрелял через дверь. Хлопцы подхватили две винтовки — часового и убитого Васей гитлеровца, и бросились в кукурузу.
Все обошлось благополучно. Собрались в лесу, немного отдохнули… Стали думать, куда идти. В расположение отряда до утра им не добраться. А окрестный лес завтра с утра будут прочесывать. Это они знали наверняка.
Решили идти к Мизяковским хуторам. На рассвете миновали их и, перейдя дорогу, залегли в конопле, чтобы пересидеть там до вечера.
Солнце уже поднялось высоко, когда Крижавчанин, который стоял на посту, заметил на дороге жандармов. Они вели какого-то оборванного, избитого и обессиленного человека. Он загребал босыми ногами пыль, еле плелся. Конвоиры подгоняли его прикладами винтовок.
Василь разбудил товарищей.
— Смотрите, наверно, схватили кого-то из местных подпольщиков, — сказал он.
Середович взял винтовку, вопрошающе взглянул на Гришу и, не встретив возражения, прицелился. Он был хорошим стрелком, почти таким, как Игорь…
Раздался выстрел. Один из конвоиров упал, а другой и тот, которого они вели, бросились бежать в разные стороны. Тогда на дорогу выскочил Крижавчанин. Он быстро догнал гитлеровца и почти в упор выстрелил.
Очевидно, в это время в селе или где-то неподалеку находилась фашистская команда, потому что не успел Василь вернуться в коноплю, как затарахтели вражеские автоматы.
— Отходим к лесу!.. — крикнул Гриша. — Овражками!
Середович прикрывал огнем отступление товарищей, а когда они немного отошли и залегли, догнал группу. Разобравшись в ситуации, гитлеровцы стали наступать короткими перебежками. Но поздно, лес уже был рядом. Гуменчук выбрал позицию на опушке в придорожной вырубке и приказал бойцам отходить поглубже з лес. Он готов был встретить преследователей огнем, как только они выйдут на открытую местность по ту сторону дороги.
И в то время, когда Григорий напряженно ожидал появления гитлеровцев, кто-то открыл огонь рядом с ним. Быстро оглянулся и увидал, что к нему бежит Крижавчанин. Автоматная очередь срезала листья над головой Василия.
— Ложись! — крикнул Гриша. — Ты почему задержался здесь?
Уже вдвоем, отстреливаясь, они догнали Игоря и Середовича, которые тоже были обеспокоены исчезновением Василя. Все четверо бежали километра два и лишь после этого, почувствовав себя в относительной безопасности, остановились.
Гуменчук поставил разведчиков по стойке «смирно» и отчитал Крижавчанина:
— Не геройство, а позор — погибнуть по-дурному! За невыполнение приказа в бою
