Юноша искоса разглядывал Турецкого.
— Вы видели меня на сцене?
— Видел, и не раз, — усмехнулся Турецкий. — Вы так воздушны, легки!
— Что-то я вас не припомню... Вы не похожи на наших... Вы натурал?
— В общем-то да! Не стану лукавить.
— А куда мы едем? Нам же нужно направо...
— Едем мы, дорогой Валентин Антонович Варфоломеев, на Большую Дмитровку.
— Мне туда не нужно! — занервничал юноша. — Что там?
— Там, дорогой Валентин Антонович, располагается Генеральная прокуратура. Нам туда.
— Зачем?
— Поговорить, дражайший, поговорить.
— Это произвол! Это захват! Вы что... похитили меня?
— Что вы! Упаси бог! Я подвез вас. Оказал вам услугу. Потому что мог бы вызвать вас повесткой. А зачем нам огласка, верно? Мы поговорим тихо-мирно. И разойдемся. Может быть, — зловеще добавил он.
Автомобиль замер.
— Прошу на выход, — мило улыбнулся Александр. — Нам туда, — указал он рукой на проходную.
Варфоломеев выбрался из автомобиля, на негну- щихся ногах пошел в указанном направлении.
В этот день вся Генеральная прокуратура, в той ее части, что расположена в здании на Большой Дмитровке, подавляя смешки, высыпала в коридоры, разглядывая спутника Александра Борисовича Турецкого. Спутник его шел на журавлиных ногах, то и дело испуганно взмахивая накрашенными ресницами и покусывая губы в вишневой помаде.
«Завтра насмешек не оберешься!» — раздраженно думал Александр Борисович.
— Вот сюда, пожалуйста, — он распахнул перед танцовщиком дверь своего кабинета.
— Присаживайтесь. Шубку можно скинуть. Разговор будет длинным, — пообещал Турецкий.
— У меня в шесть спектакль! — нервно вскричал Варфоломеев.
— Не в шесть, а в семь, — поправил его «важняк».
— Но я еще должен разогреться!
— Вот сейчас и разогреемся, — усмехнулся Александр, доставая диктофон и включая стоящий в углу кабинета видеомагнитофон.
Варфоломеев вперился в экран. Александр тем временем внимательно его разглядывал. Узкое лицо, высокие скулы, темные глаза, удлиненный нос с горбинкой. Красивое, породистое лицо. Но назвать это лицо женским, даже с учетом накрашенных губ и ресниц, было весьма трудно. Впрочем, если темные очки и капюшон... Варфоломеев нервно теребил сумку. Крупные, жилистые руки с выпирающими венами, широкие, чуть искривленные в суставах пальцы с длинными, в ярком лаке, ногтями. А уж руки тем паче на
женские не тянут. Консьержка Серова говорила, что неизвестная женщина в черной куртке с капюшоном сутулилась, а у танцовщика гордая прямая осанка с высоко поднятой головой. Тем не менее, тем не менее...
На пленке между тем завершилась театрализованная оргия, зал рукоплескал. Спустя несколько мгновений танцовщики высыпали в зал. За столиком Новгородского расположился Валентин Варфоломеев. Минуту спустя он уже сидел на коленях депутата. Турецкий щелкнул пультом, остановил кадр.
— С этого места начнем поподробнее. Вам знаком этот мужчина?
— Который из них?
— Тот, у которого вы сидите на коленях.
— Это Жорж.
— А полностью? Полное имя, отчество, фамилия?
— Я знал его под этим именем.
— Почему — знал? — тут же вцепился Турецкий.
— Потому что... Он к нам давно не приходил.
— Как давно?
— Месяца полтора... Наши говорят, что его убили...
— Кто это — ваши?
— Ну, балетные.
— Вас с этим Жоржем связывали какие-нибудь отношения?
— Ну какие отношения, господи? Трахались иногда, вот и все отношения.
— И где это происходило?
— Он приходил в клуб «Чайковский», где мы обычно выступаем. Там есть кабинеты. Там все и происходило.
— Часто он там бывал?
— Где-то раз в неделю. Иногда чаще.
— И всегда выбирал вас?
— Почему — всегда? Кого хотел, того и выбирал. Мы же для них как проститутки.
— То есть вас заставляли с ним спать?
— Ну что значит «заставляли»? Никто никого не заставлял. Все совершеннолетние. Только если клиенту откажешь, вылетишь из труппы на следующий же день. Это всем известно.
— То есть руководитель труппы все-таки принуждал вас к...
— Траханью? Напрямую — нет. Но я же говорю: не переспишь — вылетишь. А у меня руки больные, я в нормальной труппе работать не могу. Мне ни одной балерины не поднять. У меня полиартрит.
— Вы встречались с Жоржем только в стенах клуба? Он никуда вас не приглашал?
— Нет. Мы вообще с ним пару раз только... Потом он на Андрея Маслова переключился, честное слово!
«Что это ты так нервничаешь, дружок?» — Александр видел, что сквозь слой пудры на лице танцовщика проступают алые пятна.
— Вас это огорчило?
— Как вам сказать... Он, конечно, не супермужчина, от него головы не потеряешь... Но не жаден. Деньги давал. На лекарства в том числе.
Турецкий поменял кассету, включил ее. Замелькали кадры. Александр остановил пленку. Рядом с Новгородским за столиком сидел светловолосый молодой человек.
— Вот! Это Андрей! — вскричал Варфоломеев. — Он и был пассией Жоржа, пока не пропал.
— Пропал? Куда и когда?
— Где-то в начале октября. Вечером возвращался домой после спектакля и до дома не дошел.
— И что же? До сих пор о нем ничего не известно?
— Нет.
— Заявление в милицию подавали?
— А кто будет подавать? Он из Коврова родом. У него там из родственников одна тетка. Кому он нужен-то?
— Как же так? Ваш товарищ по сцене пропал и никому нет дела? А ваш худрук? Он-то куда смотрит?
— Он смотрит, чтобы клиенты были довольны! Чтобы никаких скандалов, чтобы тишь и гладь...
— Что ж, придется его огорчить. Поскольку скандала, видимо, не избежать. А что вы делали седьмого ноября, Валентин Антонович?
— Седьмого ноября? — молодой человек задумался. — Я не помню.
— Постарайтесь вспомнить, — улыбнулся Александр. — Это праздничный день. Вы, наверное, участвовали в каком-нибудь спектакле?
