объяснял сэр Артур.
По мере того как посох опускался ниже, Эш начал понимать то, чего не осознавал ранее. Он внезапно осознал, что вся его жизнь была продиктована другими людьми.Этот самый момент, юноша постиг значение слова «хотеть» — Эш захотел жить. Жить так, как он сам того пожелает!
В воздух взвился огненный шар. Рэккер, взревев раненным бизоном, принялся лихорадочно сбивать пламя с волос и бороды. Когда он наконец догадался подчинить себе чужой огонь, то Эша уже не было. Лейтенант увидел лишь призрачный силует, скрывающийся между горящих деревьев.
— Беги! — смеялся барон, сжимая в руках драконью эссенцию. Вокруг умирал легион, так и не понявший, что убивает сам себя, горели деревья, безразлично мерцали звезды, а внезапно навалившуюся на плечи тишину нарушал лишь треск пожара и безумный гогот барона. — Беги! — кричал он сквозь смех. — Ты все равно мертвец!
На следующее утро король узнает об измене баронета Эша Беземянного. Он велит лишить его всех регалий, наград и жалований. Прикажет стереть из свитков и летописей любое упоминание об этом человеке. Газранган захочет придать забвению не только имя предателя, которому доверял как родному брату, но и деяния «Смрадного» легиона. Король объявит их вне закона, скормив царствам сказочку о том, что седьмые действовали по собственной воле.
Владыка Срединного Царства пожалует пять тысяч золотых тому, кто принесет ему голову убийцы, чье имя не имеет право произносить не один подданный короны. А когда у Газрангана спросят, как же тогда называть изменника, то тот прикажет написать на листовках «Пепел». Но все это произойдет лишь следующим утром, а пока над лесом Монса висела черная ночь.
* * *
Эш шатался между деревьев, зажимая рукой рану и стягивая её края вокруг кинжала. Юноша знал, — стоит ему выдернуть полоску металла и жизнь начнет утекать словно песок из разбитых часов. Порой он спотыкался о корни, но все же, раздирая руки о кору, удерживал слабеющее тело на ногах. Стоило генералу, в одночасье лишившемуся непобедимой армии, упасть, как он бы уже не смог подняться вновь. Впрочем, порой бывает так, что сколько бы человек не старался, а против воли богов не попрешь.
Продираясь через куст, юноша слишком поздно понял, что впереди обрыв. Он успел схватиться за ветку, но лишь испытал еще большую боль, когда на ладони заалел длинный, глубокий порез. Эш упал, скатываясь по склону. С каждым ударом кинжал гулял в ране будто пьяная портовая девка. Агония стала такой сильной, что парень откусил кончик языка, чувствуя, как кровь заполняет рот. Потом ужасный удар — выбивший из одного легкого воздух, а из другого — фонтан крови, и все, наконец, успокоилось. Небо больше не играло в салочки с землей, а звезды не мерцали подобно факелам жонглёров.
Эш лежал в низине, чувствуя, как трава под спиной намокает от крови. Удивительно, но в падении юноша не сломал ни ног, ни рук, лишь пару ребер, отзывающихся режущей болью.
— Ты здесь, — из глотки, вместе с кровью, вырвался пугающий, булькающий хрип. — Знаю, что здесь. Покажись.
В кроне мелькнула тень и в овраге появился второй человек. Невысокого роста, в каком-то синем балахоне, сандалиях, сделанных из дерева и конопляной веревки, он, впрочем, поражал своей ощутимой силой. Этого не могли умалить даже деревянные четки, зажатые в правой руке.
Сам не зная почему, Эш криво улыбнулся, глядя на бритую, лысую голову странного человека, чьи глаза больше напоминали узкие щелочки, а кожа отливала неподдельной желтизной.
— Как ты меня заметил? — прозвучал высокий, даже несколько писклявый голос.
— Скорее — когда, — хрипел юноша, безразлично вглядывающийся в темные, почти черные глаза-бусинки. — Еще пару месяцев назад я приметил тебя в тенях. Ты следовал за нами.
— Нет, — покачал головой, простите за несвоевременный каламбур — странный странник. — Не за вами, — пояснил он. — Только за тобой.
Эш замолчал, а потом, сплюнув кровь, решил повторить заученную шутку.
— Извини — ты не в моем вкусе.
Низенький мужчина промолчал, разглядывая умирающего волшебника.
— Ты знаешь, — как-то странно, словно задумчиво, но в то же время спокойно произнес он. — Мне приказали убить тебя. Я спустился с гор, оставив монастырь и братьев, прошел через самые дикие и страшные земли, рассчитывая встретить достойного противника. Я думал, что не даром прошел через испытания, начертанные на свитке моей судьбы самим Ляо-Фень. Но что я увидел? Лишь юнца, не справившего даже двадцатую зиму.
— Ты знаешь, — передразнил умирающий Эш, удивляясь тому, что он, оказывается, вообще умеет так. — Я тут немного помираю и совсем скоро не смогу слушать твои речи.
— Мне бы стоило убить тебя немедля, — странник проигнорировал генерала, внушающего ужас пяти королевствам. — Но я решил иначе. Я ждал и наблюдал, как и велит завет небесного мудреца. Я жаждал увидеть тьму в твоем сердце, но вместо неё я видел лишь черноту. Черноту абсолютной пустоты. Возможно мне действительно стоило тебя убить, но я продолжил наблюдать.
— Любишь поговорить, — хрипел волшебник, ощущая холод в ногах. — Совсем как учителя во дворце.
— Что ж, я был вознагражден за свое терпение, — и эта реплика, судя по всему, осталась незамеченной. — Мне довелось наблюдать за тем, как человек раскрывался, подобно бутону цветка. Я видел, как ты спас жеребенка, как вложил в руку девушке гребень, как подкармливал детей, и как решительно освободил пленных. В тот самый миг я понял, что не имею права судить того, кто еще не родился. Именно поэтому, мудростью Ляо-Фень, я дарую тебе шанс на рождение и шанс на смерть.
Желтокожий нагнулся, положив свою жилистую ладонь на грудь юноше. Он произнося странную фразу, неотрывно смотрел в глаза юноши:
— Если ты не испытаешь боли, я убью тебя. Если же сумеешь пережить то, что произойдет, то, быть может, сможешь жить. Приготовься.
Ладонь окутал белый, мягкий свет и странник выкрикнул:
— Искусство Мок-Пу: Резонанс!
24й день месяца Зунд, 322й г., лес Теней
— А это действительно долго, — бурчал Мервин, наблюдая за тем как Эш возводит щит над их стоянкой.
Вот уже полчаса волшебник посохом вычерчивал на земле круг диаметром в тридцать пять футов. Все это время отряд стоял на страже, прикрывая магика. Правда делать это приходилось очень странно — кучкуясь внутри окружности, служа для Эша ориентиром.
Стоило ему ошибиться на пару градусов
