Они снова принялись за поиски, но не могли найти его. Затем на сцене появился Роджер.
Еще несколько фрагментов головоломки встали на свои места.
– Ваш брак поневоле, вместе с принуждением Рокко дать Роджеру контракт с надписью «волшебный фонарь» для Рокко и Доминика.
– Верно. Вскоре после того, как я вернулась к Рокко и рассказала ему обо всем, он показал мне эскиз фонаря и спросил, есть ли у Роджера такая вещь. Я ответила, что она похожа на его чайник, который стоит у него на плите.
Рокко набросал один из выпусков комикса Малыша Германа с действием на кухне Роджера и отправил Кэрол Мастерс отснять его. Они с Домиником просмотрели ее материалы и поняли, что снова нашли фонарь.
Они пытались выкупить его у Роджера и даже украсть, но потерпели неудачу. Я знала, как отключить сигнализацию в доме Роджера, и уже собиралась пробраться к нему, чтобы завладеть фонарем для себя, когда Роджер застрелил Рокко и весь мой план полетел псу под хвост. Поэтому я импровизировала. Я последовала за Роджером к нему домой и объявила, что видела, как он убил Рокко, но в обмен на его чайник я забуду об этом.
– Довольно странный обмен. Вы объяснили ему, зачем вам этот чайник?
– Нет, да он и не спрашивал.
– Он признался в преступлении?
Она покачала головой, и пропитанный слезами макияж на одной щеке превратился в оползень.
– Не словами. Он притворялся невиновным, но я-то знала. Поживешь с кроликом год и научишься читать его, как книгу.
– Я бы так не сказал.
Она развязала шарф на шее и вытерла им лоб. Он стал совсем мокрым.
– Роджер сказал, чтобы я, конечно, забирала чайник, и что тот стоит на тумбочке в его спальне. Я пошла наверх за чайником, а кролик уселся за рояль и запел сентиментальную чушь, которую называл «нашей песней». Я обыскала спальню вдоль и поперек, но волшебного фонаря там не было. Тогда я поняла, что имел в виду этот жалкий кролик со своей спальней и песней. Он пытался соблазнить меня.
– Не могу винить его за попытку.
– Наверное, да. – Она смахнула слезы со щек и заправила волосы за уши, пытаясь привести себя в порядок. – Я уже собиралась спуститься вниз, когда услышала, что Роджер с кем-то разговаривает. Похоже, они спорили. Я испугалась, что это полиция пришла арестовать Роджера, поэтому нырнула обратно в спальню. Потом услышала выстрел, бросилась вниз и нашла Роджера лежащим поперек перил, мертвым. Входная дверь была открыта. Я зацепила нотную строку за дверную ручку, чтобы дверь не захлопнулась. Отключение сигнализации было слишком сложным, а я слишком нервничала, поэтому не хотела рисковать. Я заглянула на кухню, но фонарь исчез. Поэтому я ушла.
– Что, по-вашему, случилось?
– Полагаю, в дом проник Доминик, застрелил Роджера и унес фонарь.
У меня были еще и другие вопросы, но я не успел задать их, поскольку в этот момент дверь кухни распахнулась и оттуда вышел Роджер с двумя чашками на подносе.
– Время пить чай, – весело сказал он, увидел сидящую на диване Джессику и проглотил свой словесный шарик.
38
Наступил полдень. Роджер и Джессика смотрели друг на друга через мою гостиную.
Джессика, с круглыми глазами, хватала ртом воздух.
– Джессика, я люблю тебя. – Буквы в словесном шарике Роджера были написаны с завитушками и украшены множеством крошечных сердечек. – Что бы ты ни сделала, я люблю тебя и всегда буду любить.
– Ты мертв, – дрожащим от испуга голосом произнесла Джессика. – Я была на твоих похоронах. Как ты можешь находиться здесь, если ты мертв?
– Это не совсем Роджер, – вмешался я. – Это его двойник.
– Что? Его двойник? – Джессика попятилась к стене, как можно дальше от Роджера. – Такое невозможно! Роджер мертв уже почти два дня. Двойники не могут продержаться так долго. Час, самое большее – два. Вот сколько может продержаться двойник. Значит, он не двойник, а скорее всего, настоящий.
– Нет, он двойник. – Я указал на нос Роджера. – Вон там виден выступивший клей, которым я приклеил ему нос.
– Джессика, я знаю, что ты бросила меня не по своей воле. – Роджер поставил поднос и подошел к своей вдове. – Знаю, что в глубине души ты все еще любишь меня. Все то недолгое время, что мне осталось в этом мире, я хочу провести с тобой. Мы бы, как прежде, ходили в уютные ресторанчики, которые так нравились нам. Отдыхали бы на природе за городом. Катались бы в парке на карусели.
Он протянул к ней лапу. Но она отскочила так быстро, словно у него на лапе были клыки.
– Отойди от меня, дурак. С чего ты решил, что я оставила тебя не по своей воле? Спорим, что очень даже по своей. Я никогда не любила тебя, никогда! Ни в то время, когда мы поженились, ни сейчас.
Роджер остановился как вкопанный. Сердечки вокруг его слов раскололись, осыпались на пол, образуя около сотни неровных кучек мусора, затем растаяли. Я не из тех парней, которые кого-то жалеют. По-моему, большинство людей сами создают себе проблемы и вполне заслуживают того, что получают. Но конкретно про этот случай скажу: кролик дернул струну моего сердца так, что чуть не вырвал его из груди.
– Пожалуй, вам следует знать, – сказал я Джессике, – что именно Роджер уговорил меня заняться вашим делом.
Она посмотрела на Роджера со всей благодарностью, которую выказывают по отношению к тому, кто прокрался в ваш огород и обгрызает листья вашей брюссельской капусты. Она уже собиралась снова наброситься на кролика, когда в дверь постучали и грубый голос произнес: «Откройте, полиция!»
– Это Кливер, – простонала Джессика. Она побежала вдоль стены, совсем как это делают пауки, когда им отчаянно нужно спрятаться. – Он пришел за мной.
Роджер подошел к ней и обнял за плечи. Когда тонешь, будешь цепляться за все, что плавает, даже за полуживого кролика. Джессика схватила Роджера и уткнулась лицом в его грудь.
– Защитите ее, Эдди, – обратился ко мне Роджер.
– Если ты думаешь, что от этого отношения между вами станут лучше, то ты заблуждаешься. Но слушаюсь и повинуюсь!
Я открыл дверь.
Вместо Кливера на пороге стояли Расти Хадсон и Никелс Юргенсон, захудалый мелкий ростовщик с каменным лицом и таким же сердцем. За многие годы я всего несколько раз имел с ним дело – продавал ему какую-то мелочь, но всякий раз дважды пересчитывал свою выручку, чтобы убедиться, что Никелс не получает свои дивиденды за мой счет.
– Дважды за один день, – сказал я Хадсону. – Это уже слишком! Моя чаша терпения
