было. Значит, скоро точно будем на месте.
— Откуда ты знаешь дорогу?
— Ездил с парнями пару раз на рыбалку. Здесь невероятно красивая местность.
Что правда, то правда. Озеро славилось далеко за пределами нашего не только нашего города, но и области. А уж что говорить про лес… Красоты здесь были неземные. А вот дорогу, сволоты, так и не сделали! И, похоже, не собирались. Чтоб им заблудиться, а дороги так и не найти! Как, впрочем, и нам! Ворюги!
Нет. Конечно, когда-то здесь была дорога. Ещё в молодости моей бабушки. Нынче же лишь то, что от неё осталось.
Машину качало из стороны в сторону, но, слава всем святым, мы ехали. У Синицына все же спорткар. Даже я, полный профан в тачках, понимала, что эта машина не предназначена для такой езды. На джипе было бы куда проще… Но с другой стороны, хорошо что не пешком или за бешеные деньги на такси. И на том спасибо.
— Так у тебя есть сестра?
Я действительно собиралась стать Синице хорошим другом. А друзья, в моем понимании, должны что-то да знать друг о друге. Нет. Пронырливый Синицын, разумеется, обо мне знал немало, но вот я про него лишь жалкие крохи.
— Да. Ей восемнадцать. В этом году поступила в нашем городе.
— На кого поступила?
— Экономист. Она у меня заучка.
— Выходит, это у вас семейное? — подколола его.
Синицын рассмеялся и, подмигнув, спросил:
— Считаешь меня заучкой?
— У тебя правил больше, чем в уголовном кодексе, — закатила глаза. — Ты зануда. Весь такой правильный мальчик. Наверняка в школе ты был ботаном.
— А ты, значит, оторвой, да? — не остался в долгу.
— О да! — не стала даже скрывать. — Когда я выпустилась, директриса перекрестилась и выдохнула.
— Не удивлен, — усмехнулся Синицын. — Но, вообще, я не был заучкой и близко. Скорее бунтарем, — пожал он плечами. — У меня был сложный подростковый период, когда родители погибли.
Ком встал в горле. Вот сейчас, и правда, стало неловко. Я даже и не знала, что у него погибли родители. Откуда, спрашивается? Из него и клещами ничего не вытащишь.
— Извини, если…
— Все нормально, — слабо улыбнулся. — Я пережил это. Они погибли в аварии, когда мне было шестнадцать. Алинке было тринадцать. Я был дурным и молодым. Ввязывался в драки, куролесил, почти забросил хоккей. Хамил и снова дрался, постоянно попадал в участок. Было тяжело, — с шумом сглотнул, — но бабушка и сестра всегда оставались рядом со мной. К одиннадцатому классу тренер поставил мне условие: или я берусь за голову или пробкой вылетаю из хоккея. На мне осталась маленькая сестра и бабушка, о которых я должен был позаботиться, поэтому взялся за ум и стал пахать. Единственное, что осталось из увлечений — это гонки. Их бросить не смог. Спустя несколько месяцев меня пригласили играть за «Волков». Окончив школу, переехал сюда, поступил на юридический. Это было правильным решением. Все-таки в моем городе было больше соблазнов, больше неправильных компаний. В общем, слава богу, что в моей жизни есть люди, ради которых я готов становится лучше. Собственно, поэтому, Ульяна, я и говорю так о тусовках. Знаю, тебе кажется, что ты на вершине мира и свободна, но это ложь. Самообман. Людям просто похер на тебя. Из-за таких я всегда попадал в передряги, а потом оказывался крайним. Банально, но важно не количество, а качество. Однажды ты это поймёшь.
Я слушала его, затаив дыхание и не смея перебить. Впервые Дима был настолько со мной откровенен. В его словах не было сожаления, и сам он не пытался давить на жалость. Он просто рассказывал о своей жизни, делился ею со мной. Это согревало моё сердце. И пусть звучит уж больно по-девчачьи, но там, внутри, екнуло и стало тепло.
— Дим, но мы же молодые. Когда, если не сейчас, ошибаться?
— Люди всю жизнь ошибаются. Всю жизнь учатся. Главное, чтобы эти ошибки не стали роковыми. Не мне тебе рассказывать, что иногда творится на этих тусовках, — брезгливо поморщился. — Ты девчонка умная, Ульяна, но и не таких подсаживали на всякую дрянь.
Обсуждать свои тусовки, да ещё и в таком ключе, мне не хотелось.
Да, видела. Да, знала таких. Но я — не они. Минутный кайф никогда не привлекал меня.
— Лучше расскажи мне еще о бунтарской натуре Димки Синицына, — поставив локоть на бардачок, оперлась на него подбородком, лукаво улыбаясь. — Даже не представляю тебя таким.
— Почему же? — стрельнул загадочно в меня глазами.
— Ты мне всегда казался серьёзным и выше этого. Ох, и хватит напрашивается на комплименты! — ухмыльнулась. — Давай, рассказывай.
— Да и рассказывать особо нечего, — пробурчал, явно увиливая от ответа.
Похоже, он забыл, что от меня не так-то просто отделаться. Тем более, тут такие новости-то!
— Да ладно! — хмыкнула. — Никаких девчонок? Никаких пьяных оргий?
— Девчонки были, — хитро улыбнулся, — а вот про оргии ты преувеличиваешь.
— Даже тройничка?
— Мне было шестнадцать-семнадцать лет. Какие тройнички?! Девчонки были, это правда. Но не сказать, что я был особым ловеласом. Все мои случайные связи можно пересчитать по пальцам.
— А…
— Пальцев хватит на одной руке, — перебил меня.
Точно читает мысли, злыдень!
— А говоришь не зануда, — преувеличенно тяжело вздохнула.
— То есть, я должен трахать все что движется, чтобы быть не занудой?
— На самом деле — нет, — пожалуй, слишком резко отрезала, представляя себе эту картину. К слову, она пришлась мне совсем не по вкусу. — Это здорово, что ты из тех парней, которые ценят девушек, а не видят в них кусок мяса. Может, для кого-то и я такой кусок. Но, знаешь, мне все равно. То, что я хочу наслаждаться сексом, но при этом не хочу отношений, не делает меня шлюхой. Шлюхи — это женщины, которые спят за деньги. Я никогда ни с кем не спала за деньги. По глупости — бывало, но не за деньги.
— Я знаю. И никогда не считал тебя шлюхой.
— Тогда почему мне отказывал? — возмутилась.
— Ты мне казалась слишком языкастой. Такая маленькая язвительная ведьмочка. Стать трофеем —
