ты можешь за присвоение бюджетных средств, пойди он на сделку со следствием, чтобы отскочить. Как тебе такой мотив?
– Вы его не знали, – тихо произнесла она, – он бы не предал.
– Тебя, что ли? – насмешливо смерив взглядом ее фигурку, подначил Крячко.
– Никого, – отозвалась Юлия, вздохнув, – таких уже не делают. Разучились.
«Э нет, сейчас никак нельзя снижать темпа», – и Гуров быстро выдвинул следующий тезис:
– Ну а такого рода мотив: очистить наследство Сида от других претендентов, присосаться к Сиду номер два, более молодому и покладистому, основать династию – а то и родить Сида номер три. Чего нет-то, с израильской медициной. А, товарищ Буряк?
Она вздрогнула или показалось? Нет, не показалось.
– Что вы городите? – скривившись, как от кислого, и вздернув подбородок, спросила Юлия, закладывая руки за спину.
В этот момент хлопнули двери, в пустом зале раздались громкие шаги, и характерный, легко узнаваемый голос, грассируя, говорил, продолжая начатый диалог:
– Вы только посмотрите, вот это они называют театром! Вы, уроженка Северной Пальмиры, должны понимать мое возмущение, разочарование…
– Конечно, я с вами полностью согласна, – кротко отзывался второй голос, уютный и тихий.
– Лев Иванович, по вашему призыву мы прибыли, – сообщила величественно Маргарита Николаевна, благосклонно оглядывая общество, – а-а-а-а, вот и Юлия Михайловна! Или изволите Моисеевна? Вы опять к нам? На побывку, на новогодний чес или…
– Прошу прощения, глубокоуважаемая Маргарита Николаевна, – мягко прервал Гуров, – буквально один вопрос к гражданке Ли.
Он, ухватив Майю за локоток, подвел ее к сцене.
– Только не волнуйтесь.
– Спасибо, Лев Иванович, я совершенно спокойна, – заверила Ли.
– Тогда посмотрите, пожалуйста: эта ли персона приезжала от Михаила, якобы за бумагами для развода?
Майя, мельком глянув на Юлию, вдруг засомневалась:
– Да, вроде бы она. Только вот глаза…
– А вы представьте, что у этой девушки в одном глазу контактная линза, – посоветовал Гуров.
– Что за линза? – встряла Юля.
Следователь Степан извлек из папки пакетик:
– Вот эта, коричневая. Из дома гражданина Ситдикова. А вот и бутылочка.
Юля отчетливо скрипнула зубами.
«Бедная девочка, как и все творческие, озабочена мелочами, деталями и символами», – промелькнула у Гурова крамольная мысль, недопустимая для супруга успешной актрисы.
Майя, умница, твердо заявила, что да, точно. Девушка та.
– Ну вот, собственно, и все, – с удовлетворением констатировал Лев Иванович. – Степан Александрович, рекомендую вам: Майя Александровна Ли, вдова Михаила Юрьевича Ситдикова, машина которой была использована этой вот дамой для вышеописанной операции.
– Еще и Майку заляпать, – пробормотал Алексей, – ничего не скажешь, ловко.
– Более чем. Минус еще один наследник, – согласился Гуров, – правда, айфон подсовывать было плохой идеей. В преступлении, как и на сцене, мера важна, а тут вы малость перегнули.
Он галантно подал Лялечке руку, она, склонив изящную головку, милостиво приняла предложенную помощь.
– Я ж, господин сыщик, думала: догадаетесь по «имей» локацию пробить.
Станислав, не сдержавшись, хохотнул, Гуров глянул на него с укоризной.
Юлия, которая, вежливо поздоровавшись с Майей, как со старой знакомой, расцеловалась с престарелой Маргаритой, вдруг сказала, обращаясь к полковнику:
– Позвольте последнюю просьбу, господин начальник?
– Если не сажать до премьеры, то это не ко мне, – предупредил он.
– Не сообщите ли телефончик Жогиного адвоката? – пропустив ненужное мимо ушей, попросила она.
– Вот это баба, – восхитился Крячко.
«И трудно с тобой не согласиться». Гуров, вынув из портмоне визитку Личмана, протянул Юлии, но сразу честно предупредил:
– Он человек принципиальный.
– Ничего, – улыбнулась она, – договоримся.
– Ну звоните тогда, – поторопил следователь, – не до утра же тут сидеть.
– Премьера завтра, – чуть не простонал Алексей.
Степан пожал плечами:
– Тем более. Отдохнуть надо, подготовиться, без внешних раздражителей.
…Через двадцать четыре часа все завершилось. Невероятно хорошо все прошло, люди аплодировали стоя, овации венчали каждый акт. Даже после окончания спектакля последовало не менее десяти вызовов. На два из последних вышли трое – Алексей, Юлия и Мария, и все были поражены жарким приемом. Леша ломающимся, прерывающимся от волнения голосом бормотал благодарности. Мария произнесла приличествующие ситуации заклинания. Юлия, посылая в зал воздушные поцелуи, неожиданно звонко провозгласила:
– Друзья! Милые наши друзья! Этот спектакль, дань памяти Михаила, мы с вами поставили вместе. Однако не забудем еще одного человека, без которого это было бы невозможно. Поприветствуем Кима Жогу, нашего дорогого автора! – И, хлопнув пару раз в ладоши, точно собаку подзывая, протянула руку: – Ким!
Мгновение продлилось замешательство, где-то раздался свист, но огромный полутемный зал взорвался аплодисментами.
Ким, сбитый с толку, красный, взъерошенный, поспешно вытирая глаза, взобрался на сцену, поцеловал руку Марии, обнялся с Алексеем и, колеблясь, смотрел на Юлию. Она совершенно искренне, естественно обвила его шею руками и расцеловала в обе щеки.
– Друзья, спасибо! Вы себе не представляете, как для меня важно, чтобы вы…
И Ким погнал далее, приободрившись, говорил, как всегда, многовато, сбивчиво. Мария продолжала улыбаться, лишь выражение глаз приобрело несколько страдальческое выражение, она потихоньку обрывала лепестки из преподнесенных букетов.
– Держись, он так долго скучал, – сочувствующе шепнула Юлия.
Незаметным движением освободившись из-под Кимовой руки, она тихонько подобралась к Алексею, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку и быстро прошептала главные слова:
– Потребует Гамлета. Дай опозориться, спиши в Полонии. И ничего – слышишь? – ничего с ним более не подписывай.
– А ты?..
– Не волнуйся. Я скоро.
