Время шло в неспешных переездах с места на место — и вдруг Клякса забеспокоился. Закрутил по сторонам головой, оглядываясь и почти позабыв о машине Тыбиня впереди. Случилось это после того, как Дудрилин, заехав в один из своих “массажных салонов”, неожиданно передумал выходить из машины, велел Старому развернуться и ехать на Васильевский по незнакомому разведке адресу.
Предусмотрительно спрятавшийся в тупичке, Зимородок быстро выехал и двинулся следом, но, когда сворачивал на главную дорогу, что-то привлекло его внимание. Что-то неприметное, но очень тревожное. Точно соринка попала. На обочине напротив разворачивались синие “Жигули”-пикап. Пока Костя соображал, почему это его беспокоит, чужая машина прибавила ходу, обогнала “ауди” и исчезла из виду.
Буквально через минуту машина Старого вдруг сбросила скорость и, двигаясь все медленнее и медленнее, наконец совсем остановилась. Клякса подъехал в хвост “ауди”. Кира, нахмурившись, привставала на сиденье, пытаясь разглядеть происходящее. Тревога Зимородка передалась и ей.
Узкую и пустынную в этом месте дорогу перегородил синий пикап. Его занесло боком, и он заторчал на повороте, ударившись задом о столбы ограждения. Едва только “ауди” встала, как совсем рядом, метрах в двадцати, с неизвестного направления громыхнул оглушительный выстрел, затем еще и еще. С громким шорохом осыпалось лобовое стекло. Тыбинь, пригнувшись, дернул машину назад — и въехал задним бампером в радиатор Кляксе. Дудрилин выскочил из машины на проезжую часть и, вереща как заяц, с невидящими глазами, полными животного страха, побежал на четвереньках прочь. Грохнул еще один выстрел, и тяжелая пуля выбила фонтан льда и снега у головы Александра Борисовича, заставив его резко изменить направление бегства.
Все произошло в считанные секунды, за которые можно четыре раза передернуть затвор помпового ружья. Клякса и Кира выскочили из машины, изготовившись для стрельбы с колена.
— Ты его видишь?! — крикнул Зимородок, водя стволом влево-вправо.
— Нет!
— А-а-а!!! — отчаянно заорал Дудрилин, призывая на помощь.
Ответом ему был еще один выстрел — и еще один фонтан ледяной крошки, с явным перелетом. Кира успела заметить направление брызг и развернулась, когда на крики Дудрилина из машины выскочил Старый. Он бежал боком, приставными шагами, держа пистолет на весу, но не мог видеть нападавшего, потому что тот находился у него за спиной. Он уже поравнялся с хозяином публичных домов и схватил его за загривок железной рукой, собираясь оттащить в сторону, когда сбоку, от дерева на заснеженной обочине, отделился серый неприметный гражданин, припав щекой к прикладу. Тыбинь, волоча воющего Дудрилина и прикрывая его широкими беззащитными плечами, пятился спиной прямо к гражданину, вызвав у того непроизвольную торжествующую усмешку. Стрелок уже задержал дыхание и прищурился, когда его увидела Кира.
Ей было очень сложно стрелять. Сгорбленная фигура киллера едва выступала над правым плечом Тыбиня. Практически Кобра стреляла в голову Старому, но испугаться или задуматься она не успела. Сказались многолетние тренировки на стенде и в спецтире.
Четыре выстрела прозвучали за две секунды, слившись почти что в автоматную очередь. Тыбинь выпустил воющего Дудрилина, выпрямился и замер, выпучив глаза. Рот его открылся от изумления. Кончик правого уха слегка кровоточил. Он потрогал его пальцем, посмотрел на кровь. Пули прошли впритирку, в миллиметрах, так близко, что он кожей на виске ощутил упругие толчки воздуха.
Михаил оглянулся. Киллер лежал на снегу без сознания; у него были прострелены рука и бок. Помповое ружье валялось рядом.
Теперь, увидев все события во сне как бы со стороны, Кира испугалась, да так, что сердце зашлось. “Ну и дура! — кричала она самой себе. — Идиотка! Ты представляешь, что могло бы быть?!”
Она задергалась во сне и застонала. Теплая дрожащая рука, пахнущая почему-то шоколадом, коснулась ее щеки.
— Милая, у вас кошмары?
Вздрогнув, Кира Алексеевна открыла глаза. Печальное иудейское лицо старого Лермана участливо склонилось над ней.
— Вовремя, Борис Моисеевич! — обрадовался Клякса, — Расскажите нам наконец, что же сегодня приключилось.
— Да, по сути, ничего, — сказал старый опер и сел, ссутулившись. — Милицейский протокол. Не наша забота. Для меня это совсем неактуально... особенно теперь.
— Ничего себе! — смело возразил хмельной Ролик. — Мишу чуть не угрохали!
— Цыц... — лениво махнул в его сторону опер. Прежнего железа не было в его голосе, да и сам он выглядел надломленным и усталым. — Цыц... Для любителей уголовной хроники рассказываю. Жена Дудрилина через охранника наняла сожителя Валентины Пономаревой, чтобы он убил ее мужа. Самопальщина сплошная... обратилась бы к профессионалу... Денег, что ли, пожалела?
— И всего-то? — разочарованно спросил Ролик. — А я думал...
Он смешно покрутил тощим кулаком в воздухе. Лерман сдвинул на край стола остатки еды, убрал пустые бутылки и достал из пузатого потертого портфеля коньяк, лимон и шоколад.
— Все, ребятишки, — ответил он на недоумевающий взгляд Кляксы. — Ухожу на пенсию. Сегодня рапорт написал.
— А как же мы? — спросила Людмилка.
— Не знаю. Без меня, — ответил опер и вздохнул.
— А ваш резидент? Так, значит, и уйдете?
— А что резидент? С резидентом все в порядке. Нашли.
Разведчики подняли головы. Даже Волан, не будучи в курсе последних заданий группы, с любопытством поднял голову. Хитрый Лерман, как ни в чем не бывало, продолжал резать лимон маленьким, острым как бритва, перочинным ножиком. Лезвие ножа, как и его хозяин, износилось наполовину, но остроты не утратило.
— Борис Моисеевич, как нашли? — не выдержала Кира. — Кто?
— Ты и нашла, девочка. Ты.
— Борис Моисеевич, рассказывай! Хватит темнить! — сказал Зимородок.
Стуча стульями по полу, они сели поближе к оперу.
— Да рассказывать особенно нечего, — задребезжал его голос, полный тайного довольства и торжества. — Когда ты позвонил Шубину и мне передали про косметические салоны, шефы уже решили прекращать операцию. Я видел, что дело валится, и сделал еще одну попытку: собрал фотографии всех женщин, которых мы успели зацепить за эти дни, и пошел по салонам с обходом.
Лерман замолчал, роясь в портфеле.
— Ну?! — вскричала Пушок, стуча ногами от нетерпения.
— Сейчас... где же они... Вот... — и опер бросил на стол пачку снимков.
Там была и жена Дудрилина, снятая неизвестно кем, и Валентина Пономарева, художественно запечатленная Лехельтом с мандарином, и ее соседка по электричке, и еще несколько женщин, которых никто из разведчиков не знал и фотографии которых Лерман подложил в пачки по каким-то одному ему известным соображениям. Андрей взял снимок Пономаревой, подумал, что она, возможно, соучастница сегодняшнего покушения... Кира глянула на него внимательно.
