без вариантов. Человек с птичьей шеей задумчиво пожевал губами, а потом заржал. И все остальные тоже. Баба тут парой часов ранее занималась благотворительностью. Молодая, именно такая, как он описывал. И звали ее – точно! – Людка. Честной народ угорал с этой бабешки! Ходила такая смурная по берегу, спотыкалась, словно слепая. На камешке сидела, плакала. Ну, мужики народ участливый, стали спрашивать, что да как. Без всякой задней мысли – ну, естественно. Если честно, этим пропитым рожам интимная близость и на хрен не нужна. В общем, разговорили, дали хлебнуть из стакана. Тут она оживилась, вытащила кошелек из заднего кармана, давай вынимать купюры! В общем, берег гудел. Стала лучшей подругой, смеялась вместе со всеми, выпивала, сорила деньгами. Червонец точно скинула. Потом танцевала на эстрадной площадке, похабно хихикала. Лично Серега (парень с шеей) этого не застал и приятели тоже, но народ рассказывал. Ну да, пару часов назад это было. Всех напоила, наобнималась вволю с местными забулдыгами – а потом пропала. Теперь станет чем-то вроде местной легенды…
Андрей расстался с деньгами, с сигаретами, растерянный бродил по пирсу. Слава богу, просто напилась, убийцы оказались не при делах. Но куда она исчезла? Хоть бы купаться не пошла! Он опять побродил по берегу, пообщался с населением. Практически стемнело, над забегаловкой зажегся фонарь. Впору самому надраться до свинячьего визга! Снова нелегкая понесла на пирс. Донесся гудок – к пирсу подходил старенький буксир, волочил за собой весельную лодку без весел. Екнуло что-то в груди, майор встал как вкопанный, стал всматриваться. Буксир подошел бортом к пирсу, заскрипели лысые покрышки, навешанные для амортизации. Стукнулась лодочка о бетон. Андрей бросился к лодке, он точно что-то чувствовал!
– Ваше? – высунулся из надстройки просоленный моряк. – Лодку в море унесло, могла до Турции доплыть или там… до Болгарии. Хорошо, пограничники сообщили, а я мимо шел… Забирайте, если ваше!
На дне лодки свернулась клубочком в стельку пьяная Людмила в мокрых джинсах и рваной кофте! Лодка дала течь, она лежала в воде, посапывала, причмокивала. Рядом валялась пустая бутылка портвейна. Много ли надо ребенку для счастья? Он и сам был счастливее некуда. Моряк помог вытащить потеряшку на пирс. Андрей совал ему все, что осталось, – мятые купюры, какую-то мелочь. Мужик отнекивался, но все же от денежного вознаграждения не отказался. Людмила и не думала просыпаться. Андрей взвалил ее на закорки и под бурные аплодисменты присутствующих понес к машине. Погрузил на заднее сиденье. Ноги уже отнимались. Но чувствовал себя, как рыбак, выловивший крупную рыбу. Встал у самой калитки, втащил девчонку на участок, при этом озирался: не видит ли кто этого срама? Перевалил бесчувственное тело через плечо, как скатанный ковер, понес в дом. Пристроил на кровать, сняв обувь, прикрыл одеялом. Постоял пару минут, как над телом усопшего, выключил свет. На цыпочках удалился из дома, запер дверь. В блоке «Интера» оставались две пачки. С наслаждением покурил на крыльце, побежал к машине.
Через пару минут он притормозил у знакомого таксофона, бросил две копейки в прорезь.
– Нашлась? – оживилась Светлана и засмеялась – большей частью с ехидцей. – Я же говорила, что никуда она не денется. В открытое море, говорите, унесло… М-да. Привет пароходам. Не скажу, что как-то вовлечена во все это, но настроение подняли, товарищ майор Светлов… Хорошо, привозите, если совсем стала невмоготу, сделаю одолжение. Надеюсь, не сегодня? Ну конечно, пусть поспит девочка. Утром звоните, если решитесь, но не поздно, мы не можем весь день караулить у телефона…
Он вывернул на свою улицу, медленно поехал вдоль оград. До участка оставалось несколько строений. Высунулся силуэт из открывшейся калитки, махнул рукой. Андрей притормозил, немного удивившись, поставил машину на ручник и вышел.
– Привет, – сказал мужчина лет шестидесяти с неотчетливым во мраке лицом. – Василь Петрович меня кличут, живу тут. А ты ведь дом снимаешь в конце улицы – ну там, пятый от меня или какой?
– Снимаю, Василь Петрович, – согласился Андрей. – А что хотели-то?
– Закурить дай.
Ну замечательно… Стараясь не выдать охватившего его раздражения, Андрей вынул пачку, сосед начал ковыряться в ней.
– Забирайте всю, Василь Петрович, у меня еще есть. – Приступ щедрости накатил, весь вечер сегодня раздает подарки.
– Вот спасибо… – сосед обрадовался, сунул сигарету в рот, пачку в карман. Андрей щелкнул зажигалкой, мужик с наслаждением затянулся. Хотел уже бежать, но тот заговорил:
– Дело тут такое, сосед, не знаю, интересно ли тебе… Вчера ты с утреца пешим ходом домой возвращался, не видел ни хрена… Вроде трезвый был, но шел как пьяный. Потрепала тебя, видать, та ночка… Ты-то не видел, а я заметил – машина за тобой медленно ехала. Ну, прямо очень медленно – и не здесь, а по той стороне дороги. Мужик в ней сидел, но я не очень его разглядел. И смотрел он так на тебя… ну, словно ты ему кучу денег должен, вот… Стал ближе подъезжать – а ты идешь, ни хрена не знаешь… Потом у Витьки Макарычева ворота на той стороне открылись, народ попер – бухие все, похмельные, именины он вчера жене справлял… Ну, этот тип в тачке остановился, давай так волком смотреть. Потом развернулся и прочь поехал…
– Что за машина, Петрович? Номера не запомнили?
– Да бог с тобой, какие номера… А марка… да хрен ее знает, «Жигуль» вроде – то ли серый, то ли синий, не запомнил…
– А что за мужик-то?
Василь Петрович силился, но не был он мастером составлять словесные портреты. Вроде молодой, по крайней мере не старый, рожа такая… нос… глаза… Да хрен его, в общем, знает, товарищ майор.
– Ну, это я так, сосед, не знаю, может, почудилось. В общем, если интересно тебе…
Безусловно, было интересно! Нарисованный Петровичем портрет был, мягко говоря, плох. Однако кого-то напоминал. Он не был верен, но… Поблагодарив соседа, Андрей заспешил домой. Людмила спала, все в порядке. Правда, спала на полу. Пришлось поднимать, перекладывать. Людмила брыкалась, что-то бормотала во сне. Несло от нее как от портовой забегаловки. Андрей запер все двери, установил «сигнализацию», пристроился рядом, как бедный родственник…
Утром вскочил, съездил на работу, вернулся, когда поднялось солнце, облегченно перевел дыхание. «Дебоширка» уже не спала, сидела на кровати, сжавшись в комочек, с ужасом