– Я не хочу и тебя погубить, Яр. Я не шутила, когда говорила, что нам не нужно больше видеться. Если я что-то для тебя значу, то ты должен понять: мне будет слишком больно, если с тобой по моей вине что-то случится. Даже сейчас, – я обернулась и заметила приближающуюся фигуру, стараясь не смотреть на те, что лежали на земле и постепенно окружались людьми. – Отец.
– Кажется, мы уже знакомились, – отозвался Яр.
– Уходи, – я легко оттолкнула его себя – ткань пальто показалась чуть грубоватой. – Уходи и не возвращайся. Я всем… – я рассмеялась, – всем и всегда так буду говорить, всегда и всем, пока я здесь, пока…
Он не ушел.
Так и остался стоять, не приближаясь, но и не отдаляясь.
Отец остановился напротив.
Он смирил взглядом Яра и только потом – меня. Спросил:
– Все в порядке?
Я смотрела на него заплаканными глазами и думала о том, что у меня потекла тушь, и беспокоилась, что испортила Яру пальто (я снова все порчу), и не нашлось слов лучше, кроме как эти:
– В полном.
– Дочь, – отец покачал головой.
– Дочь, – повторила я, усмехнувшись. – Не боишься, что когда-нибудь очередь дойдет до тебя? Что когда-то ты… по моей вине? Пока не поздно, отец. Откажись от всего этого, пока не поздно. Пока я тебя ещё не погубила.
– Мы поговорим, и я все тебе объясню, – не отступал он.
– Я отказываюсь с кем-либо разговаривать.
– Я…
Отец растерялся.
Я видела рассеянность в его каменных глазах, и это было смешно.
– Заставишь? – широко улыбнулась. – Да, конечно.
И сорвалась с места.
Сорвалась – и помчалась прочь.
Раз уж они не хотят меня отпускать, я сама себя отпущу. Отпущу настолько внезапно, что никто не успеет этого заметить, никто не успеет даже слова крикнуть мне в спину.
Яна.
Яна – Янтарная.
Она будет жить, пока я жива, она будет жить… Значит, и я должна?..
Но прежде отпущу.
Чтобы никто не успел меня догнать.
Чтобы очнуться далеко, ближе к центру города, очнуться и замереть, и почувствовать тяжесть, и ощутить свободу.
Я одна.
И это – шанс начать все заново.
Эпилог
«Где ты?»
«Я бы очень хотел тебя увидеть».
«Кажется, в квартире тебя на самом деле нет. Я слышу только шуршание твоего хомяка. Скажи, это нормально, что он так громко шуршит?»
«Да, я знаю, что ты мне не ответишь».
«Но не знаю, как это исправить».
«Я бы хотел так много тебе сказать… Но ты ведь не читаешь эти сообщения, верно? Скорее всего, в данный момент я изливаю душу сам себе. Такая себе психотерапия. Хотя, я уверен, если бы ты все это прочитала, ты бы нашла, что мне ответить».
И через полтора часа – новая порция.
«На самом деле, я уезжаю».
«Как ты просила».
«Если там у меня сестра и отец, а здесь – никого, то я, пожалуй, должен был уехать. Но я все равно себя виню. Как будто я тебя предаю. Но ведь тебе будет лучше, если я уеду? Мне самому будет лучше?».
И вновь:
«Где ты?»
Я не выдержала и ответила:
«На вокзале».
А он отправил мне в ответ: «Я тоже. Ты на ЖД?»
Я улыбнулась. Слабо и едва различимо, но улыбнулась, прежде чем ответить: «Обернись и поймешь сам».
Он недоуменно повернул голову назад – и замер, разглядев меня.
Хотя я в самом деле не хотела видеть больше… никого, никогда, ни по какому поводу. Однако судьба продолжала над мной смеяться – и отправила на вокзал Ярослава именно в тот момент, когда на нем дожидалась своего поезда я.
Я уезжала.
И Яр тоже.
Вот только у меня был с собой лишь маленький рюкзак, а у Яра – чемодан и две большие сумки, которыми он огородил себя, точно стеной. И он совсем не походил на человека, намеривающего вернуться. Больше того скажу – он не походил на Ярослава, которого я помнила.
Впрочем, он с большой вероятностью мог остаться прежним.
Но поменялась я, и вместе со мной поменялись мои взгляды на жизнь.
Я видела Яра совсем другим, а каким – и не могла сказать.
Спустя несколько секунд – две или три, пять или тысячу – Ярослав поднялся с одного из сидений в зале ожидания и, наплевав на свои вещи, направился в мою сторону.
Я стояла шагах в десяти, не больше. У одного из окон, через которые можно было видеть пасмурную привокзальную площадь, припудренную холодным осенним дождем. Стояла, потому что не хотела сидеть, потому что не позволила себе сидеть – я и сама над собой смеялась.
Он подошел ко мне, остановился рядом, и я произнесла:
– Здравствуй, Яр.
Ярослав чуть скривил уголки губ, но ничего не сказал.
Кажется, он понял.
Осознал, что раньше я никогда не здоровалась, по крайней мере, первой.
Осознал, что я не улыбнулась, что даже не то чтобы не шагнула – не наклонилась в его сторону.
Осознал, что мои волосы не отливают привычным рыже-красным огнем – неделю назад, через три дня после всего, я перекрасила их в насыщенный шоколадный как раз затем, чтобы погасить этот огонь.
Быть может, Яр даже разглядел на моем лице слои тонального крема, за которым я прятала свою бледность и никчемность.
– Яна, – кивнул он. – Что ты тут делаешь?
Я перевела взгляд на большие настенные часы. Без пятнадцати три. До прибытия моего поезда остается семь минут.
– Жду, – отозвалась я. – Ещё семь минут, и прибудет мой поезд.
– Мне больше, – отозвался Ярослав.
Я кивнула.
Ледяная королева, выросшая из сломленной принцессы.
Я пообещала себе, что стану такой же безразличной, как мое окружение. Но я не учла света, исходящего от Яра. И сейчас мне больше всего хотелось шагнуть к нему навстречу, чтобы свести расстояние между нами к минимуму.
Я держалась.
Я не ответила ни на одно сообщение (кроме двух, последних) и проигнорировала звонки. Я в квартире появлялась лишь затем, чтобы покормить Хомячидзе, безнадежно по мне тоскующего. Я собой гордилась. Пока не увидела Яра, тащащего на себе чемодан и две сумки и не замечающего меня, в тот момент скрытую в тени.
– Я сразу должен был все тебе сказать, – произнес Ярослав, не дождавшись моих слов. – Когда мы только встретились, в сентябре.
