– Томми, я не смогу спуститься, – крикнул Сент-Джеймс, увидав тропинку. – Подожду тебя тут.
Линли поднял руку, кивнул и зашагал вниз. За ним последовали остальные, держась за валуны с обеих сторон, находя выбоины для ног и рук. Сент-Джеймс смотрел, как они исчезают за камнями, и, когда никого не стало видно, направился к машине, борясь с дождем и ветром. Из-за глинистого месива и цепкой травы ему казалось, что на ногах у него висят гири. Когда он наконец достиг «Лендровера», то окончательно выбился из сил. Открыв дверцу, он забрался внутрь.
Там Сент-Джеймс стянул с себя плащ, промокшую фуфайку, и, дрожа всем телом, мечтая о сухой одежде, задумался о словах рыбака. Развернулась на северо-восток. Трудно поверить, что корнуоллский рыбак ошибся. Бросив взгляд на море, Сент-Джеймс убедился в его правоте. Ошибки не было. Значит, или это не «Дейз», или придется пересмотреть все прежние умозаключения.
Прошло не меньше получаса, прежде чем вернулся Линли, за которым, не отставая, следовал Марк, а чуть дальше – рыбак. Подставив дождю спины, они остановились возле «Остина», о чем-то разговаривая, рыбак при этом бурно жестикулировал. Линли кивнул один раз, искоса поглядел на юго-запад и, прокричав что-то, направился к «Роверу». За ним – Марк Пенеллин. Сложив все, что у них было в руках, в багажник, они буквально ввалились в машину – совершенно промокшие.
– Лодка разбита. – Линли задыхался, словно после пробежки. – Еще час, и от нее ничего не останется.
– «Дейз»?
– Вне всяких сомнений.
Впереди взревел «Остин». Он развернулся и уехал, оставив их одних на скале. Линли смотрел во тьму. Дождь заливал лобовое стекло.
– Что-нибудь узнал?
– Почти ничего. В сумерках, говорят, показалась лодка. Очевидно, этот дурак хотел проскочить камни на высокой волне и войти в бухту, как делали другие.
– Видел кто-нибудь, как она села на камни?
– Пять человек работали на стапелях. Заметив неладное, они кликнули других и пошли посмотреть, нельзя ли чем-нибудь помочь. Знаешь рыбаков. У них заведено помогать людям, попавшим в беду. Но на палубе никого не было.
– Как так?
Сент-Джеймс тотчас пожалел о своем вопросе. У него возникли два объяснения, прежде чем Линли или Марк успели произнести хоть слово.
– Людей смыло за борт, ведь шторм нешуточный, – сказал Марк. – Только зазеваешься, не наденешь спасательный жилет, усомнишься, что делать дальше…
– Питер знает, что делать, – резко перебил его Линли.
– Томми, люди иногда паникуют, – заметил Сент-Джеймс.
Линли ответил не сразу, словно обдумывая слова Сент-Джеймса. Глядя в окошко мимо своего друга, он видел тропу, которая вела к краю скалы. Вода с волос стекала ему на лоб. Он вытер ее.
– Он мог уйти вниз. Он может все еще быть внизу. Они оба могут быть там.
Это не сиюминутная отговорка, подумал Сент-Джеймс, и вполне согласуется с положением яхты. Если Питер был под кайфом, когда принимал решение взять лодку, а он наверняка был под кайфом, если взял лодку, несмотря на приближающийся шторм, то и дальнейшие решения он принимал на фоне спутанного сознания. Ничего удивительного, если под кокаином он считал себя неуязвимым, непобедимым, защищенным даже от стихии. Тогда и шторм был для него не предметом опасений, а источником возбуждения.
С другой стороны, он мог взять лодку в отчаянии. Если Питеру нужно было сбежать, чтобы не отвечать на вопросы по поводу смерти Мика Кэмбри и Джастина Брука, он мог бы подумать, будто самое лучшее – взять яхту. На земле его обязательно кто-нибудь да заметил бы. У него не было машины. Ему пришлось бы голосовать. А ведь с ним еще и Саша, так что водитель наверняка вспомнил бы обоих, если бы полицейские стали его допрашивать. Питер ведь не дурак.
Однако и положение яхты, и ее поломка предполагали нечто другое, нежели бегство.
Линли включил зажигание. Мотор ожил.
– Завтра я собираю людей, – сказал он. – Будем искать.
* * *
Леди Ашертон встретила их в северо-западном коридоре, где они собирались оставить плащи и фуфайки. Она стояла, прижав руку открытой ладонью к груди, словно защищаясь от предстоящего удара. Другой рукой она вцепилась в накинутую на плечи красно-черную шаль, которая подчеркивала цвет ее лица и цвет платья. Тонкая шаль была нужна ей больше для защиты от неведомого, чем для тепла, и ее била дрожь то ли от холода, то ли от волнения. Леди Ашертон была очень бледной, и Линли подумал, что в первый раз его мать выглядит на все свои пятьдесят шесть лет.
– В моей комнате накрыт кофе, – сказала она.
Линли видел, как Сент-Джеймс переводит взгляд с него на его мать и обратно, и, отлично зная своего друга, предугадал его решение. Пора было рассказать матери о Питере, причем самое худшее. Надо подготовить ее к тому, что она может услышать в ближайшие дни. Но сделать это в присутствии Сент-Джеймса он не мог, как бы ему ни хотелось, чтобы его друг был рядом в такую минуту.
– Мне надо посмотреть, как там Сидни, – сказал Сент-Джеймс. – Спущусь позже.
Северо-западная лестница находилась поблизости, за углом, если идти от ружейной комнаты, и Сент-Джеймс исчез в этом направлении. Оставшись наедине с матерью, Линли не знал, с чего начать, и начал с того, что сказал, словно был гостем в собственном доме:
– Я бы выпил кофе. Спасибо.
Леди Ашертон направилась к себе, и Линли обратил внимание на то, как она идет – высоко подняв голову и отведя назад плечи. Ему было ясно, что за этим стоит. Кто бы ни увидел ее – Ходж, повар, одна из горничных, – она и виду не подаст, что сама не своя от страха. Ее управляющего арестовали по подозрению в убийстве, один из гостей умер ночью, младший сын пропал, а со старшим сыном она не разговаривает по-человечески уже больше пятнадцати лет. Как бы это ни мучило ее, вида она не подавала. Если за дверью, обитой зеленым сукном, и сплетничали от души, она ничем не заслужила наказания Всевышнего.
Они шли по коридору, который опоясывал весь дом. В восточном конце дневная комната графини была заперта на ключ, и когда леди Ашертон распахнула дверь, из-за стола вскочил человек, ломая сигарету в пепельнице.
– Что-нибудь нашли? – спросил Родерик Тренэр-роу.
Линли помедлил на пороге. Он тотчас вспомнил, что промок до нитки. Брюки липли к ногам. Рубашка обтягивала грудь и плечи, и воротничок больно тер шею сзади. Даже носки промокли. Хотя он и надевал сапоги, спускаясь к морю, потом он снял их, а припарковавшись возле дома, умудрился влезть в лужу, выходя из машины.
Ему хотелось уйти. Ему хотелось переодеться. Но вместо этого он шагнул в комнату и приблизился к подносу на колесиках, стоявшему возле письменного стола. Взял в руки кофейник.
– Томми! – позвала леди Ашертон, сев на самый неудобный стул в комнате.
Линли взял чашку и направился к дивану. Тренэр-роу остался возле камина. В нем горел огонь, но недостаточный, чтобы проникнуть сквозь мокрую одежду и согреть Линли, который кивком головы дал понять, что слышал вопрос, однако не произнес ни слова. Ему хотелось, чтобы Тренэр-роу ушел. Еще не хватало откровенничать перед ним насчет Питера. Однако Линли знал, что стоит ему попросить о разговоре с матерью наедине, и оба неправильно его поймут. Очевидно, что доктор был в комнате матери по ее просьбе. Это не был официальный визит, который Тренэр-роу теперь продлевал ради плотских радостей, во всяком случае, на его лице читалась озабоченность, когда он смотрел на леди Ашертон. У Линли как будто не было выбора. Он потер лоб и провел рукой по мокрым волосам.
