дядя, но эти сведения значили для него так же мало, как и легенда о бабушке, которая слезла с мотоцикла среди ночи и затерялась в толпе отчаявшихся людей. Первой в тот день домой пришла Росер, с тортом в руках по случаю дня рождения сына, а немного погодя, после тридцатичасового дежурства в больнице, появился Виктор, не забыв принести подарок, о котором Марсель мечтал с трех лет.
— Это настоящий микроскоп, поэтому он такой большой, он будет служить тебе, пока не женишься, — пошутил Виктор, обнимая мальчика. Он чаще выражал свою любовь, чем мать, и был куда более мягким по характеру. Мать невозможно было на что-то уговорить, зато Марсель знал не меньше десятка приемов, чтобы добиться от Виктора того, что ему нужно.
После ужина и торта мальчик принес в кухню почту.
— Ты только посмотри! Это же от Фелипе дель Солара! Я его несколько месяцев не видел, — сказал Виктор, взглянув на адрес отправителя.
Он держал в руках большой конверт со штемпелем адвокатской конторы дель Солар. В нем лежал конверт поменьше и записка с предложением вместе пообедать как-нибудь на днях и с объяснением, почему письмо шло так долго: его послали на старый адрес Фелипе, но оно вернулось на почту, так и не попав к нему в руки, ведь теперь у него квартира неподалеку от Гольф-клуба. Через минуту крик Виктора заставил вздрогнуть жену и сына, они никогда не слышали, чтобы он повышал голос.
— Это о маме! Она жива! Жива! — повторял он, и голос у него срывался.
Марселя мало взволновала эта новость, он бы предпочел, чтобы вместо бабушки материализовался кто-нибудь из пришельцев, но его настроение изменилось, когда ему объявили, что они отправляются в путешествие. Начиная с этого момента, вся их жизнь была подчинена приготовлениям к встрече с Карме: письма шли туда и обратно без надежды на ответ, летели телеграммы, Росер оставила уроки и концерты, а Виктор — работу в больнице. Марселем никто не занимался; воскресшая бабушка значила больше, чем потеря целого учебного года, и больше, чем он сам. Они летели перуанской авиалинией, с пятью пересадками, до Нью-Йорка, оттуда плыли на корабле до Франции, потом ехали из Парижа до Тулузы на поезде и, наконец, до княжества Андорра на автобусе по дороге, которая извивалась по горам, словно бегущая ласка. Никто из троих не летал раньше на самолете, и благодаря этому опыту открылась единственная слабость Росер — боязнь высоты. В обычной жизни, когда она смотрела на улицу с балкона последнего этажа, она скрывала свою акрофобию так же стоически, как терпела любую боль и любые трудности. Стиснуть зубы и тащить свою ношу дальше, не показывая истинных чувств, — таков был ее девиз, но в самолете у нее сдали нервы и всегдашняя уравновешенность исчезла. Мужу и сыну пришлось держать ее за руку, утешать, отвлекать и поддерживать, когда ее рвало в течение нескончаемых часов полета, и почти волоком таскать ее на пересадках, поскольку она едва могла передвигаться сама. По прибытии в Лиму — вторая пересадка в этой одиссее после Антафагасты[29] — Виктор, учитывая ее плачевное состояние, решил отправить жену обратно домой по суше и продолжать путь с Марселем, но Росер наотрез отказалась возвращаться, проявив обычную твердость характера.
— Я полечу хоть в самом аду. И хватит об этом говорить.
Так она и летела до Нью-Йорка, дрожа от страха и мучаясь рвотой, то и дело меняя бумажные пакеты. Она хотела заставить себя привыкнуть летать, поскольку знала, что в будущем ей придется это делать, если проект создания оркестра старинной музыки, которым она занималась, претворится в жизнь.
Карме ждала их на автобусной станции Андорра-ла-Велья, сидя на скамье; она была прямая как палка и, как всегда, курила. Она носила траур — по тем, кто умер, кого потеряла, и по Испании, — на голове красовалась нелепая шляпа, а из сумки, которую она держала на коленях, высовывалась маленькая белая собачка. Они сразу узнали друг друга, поскольку все трое не так уж сильно изменились за десять лет разлуки, разве что Росер приобрела стиль, соответствующий ее положению, и Карме даже немного оробела, глядя на эту женщину, хорошо одетую, тщательно подкрашенную и уверенную в себе. Последний раз она видела ее той ужасной ночью, беременную, обессиленную и дрожащую от холода в мотоциклетной коляске. Единственный, кто при встрече расчувствовался до слез, был Виктор; женщины поцеловали друг друга в щеку, словно виделись накануне, будто война и изгнание были всего лишь незначительными эпизодами в их судьбе, во всем остальном вполне безмятежной.
— А ты, должно быть, Марсель? А я твоя авиа[30]. Есть хочешь? — Так Карме приветствовала внука и, не дожидаясь ответа, достала сладкую булочку из своей волшебной сумки.
Марсель, как завороженный, рассматривал сложную географию морщин на лице своей бабушки, ее пожелтевшие от никотина зубы, пепельные жесткие волосы, выбивавшиеся из-под шляпки и похожие на сухое сено, на ее искривленные артритом пальцы и думал, что, если бы у нее на голове были еще и антенны, она вполне могла бы сойти за марсианина.
Такси марки двадцатилетней давности, скрипя, довезло их до скрытого в горах города, который, по словам Карме, являлся центром шпионажа и контрабанды, поскольку в те времена только эти два занятия приносили хоть какую-то выгоду. Сама она занималась контрабандой, для шпионажа надо было иметь связи в высших европейских структурах и знаться с американцами. После окончания Второй мировой войны в 1945 году прошло уже четыре года, и опустевшие европейские города понемногу оправлялись от голода и разрухи, однако множество беженцев и людей, согнанных с насиженных мест, все еще бродили по горам. Карме объяснила, что Андорра была шпионским гнездом во время войны, и сейчас, когда идет холодная война, продолжает таковой оставаться. Раньше через эту территорию шли те, кто спасался от немцев, в основном евреи и беглые преступники, иногда они становились жертвами самих проводников, которые либо убивали несчастных, либо передавали их врагу, а себе забирали деньги и драгоценности беженцев, если таковые у них имелись.
— Тут есть несколько пастухов, которые вдруг разбогатели, а каждый год, когда снег растает, находят трупы со связанными колючей проволокой руками, — сказал водитель, тоже участвовавший в разговоре.
После войны через Андорру шли немецкие офицеры и симпатизировавшие нацистам люди, которые всеми правдами и неправдами старались перебраться в Латинскую Америку. Часть из них надеялась осесть в Испании, рассчитывая на помощь Франко, но Каудильо редко ее оказывал.
— А вот что касается контрабанды, тут все
