– Я не очень хочу покидать кровать. Всё… Здесь все кажется другим. Как будто снаружи ничего нет или не имеет значения. И я знаю… – Я посмотрела в темноту за решетчатой дверью. – Знаю, что когда встану, мне придется столкнуться лицом к лицу со всем, что имеет значение.
Я опустила взгляд на дневник, который прижимала к груди.
– Наверное, я говорю как ребенок.
– Нет. Вовсе нет. Я понимаю, что ты чувствуешь. – Он взял меня за подбородок и приподнял, чтобы заглянуть в глаза. – Когда мы с Маликом уходили в пещеры, это был наш способ сбежать.
– От чего же вы убегали? – спросила я. Он так об этом и не рассказал.
– Мы с Маликом вмешивались в разговоры. – На его губах возникла ироничная усмешка. – Которые скорее были спорами между нашими родителями. Мои отец с матерью горячо любят друг друга, и они всегда преследовали одну цель – обеспечить лучшую жизнь всем, кто называет Атлантию своим домом. Позаботиться, чтобы все жили в благополучии и безопасности. Но их методы достижения этой цели не всегда совпадают.
Я задумалась.
– Править королевством и вместе с тем желать лучшего для людей, за которых отвечаешь, не всегда легко.
– Да, не всегда, – согласился он. – Методы отца в достижении этой цели всегда были более агрессивными.
Одной из идей его отца было отослать меня королеве Солиса по частям.
– А твоя мать не придерживается такого мировоззрения?
– Думаю, моя мать повидала столько войн, что этого хватит на четыре жизни. Даже когда мы с Маликом были слишком юными, чтобы в полной мере понимать проблемы Атлантии, касающиеся недостатка земли и угрозы Солиса из-за гор Скотос, мы чувствовали тяжесть на плечах нашего отца и печаль нашей матери. Она невероятно сильная женщина. Как ты. Но она очень волнуется за людей, и порой печаль затмевает надежду.
– Как ты думаешь, твоя мать любила Малека? – спросила я.
По словам Кастила, атлантианцы редко вступали в брак без взаимной любви, но замужество его матери с предыдущим королем не казалось счастливым. В глубине души я надеялась, что она его не любила, учитывая, чем обернулся их брак. Но она назвала сына именем поразительно похожим на имя ее первого мужа, и это заставляло меня задаваться вопросом.
Похоже, Кастил задумался над этим.
– На самом деле она никогда о нем не говорила. Мы с Маликом привыкли считать, что это из уважения к нашему отцу, но он не из тех, кто будет переживать из-за другого, кого больше нет в ее жизни. Думаю, она любила его – Малека – и, как бы дико это ни звучало, он тоже ее любил.
Я удивилась.
– Но у него же было множество любовных связей? И разве ты не говорил, что ходили слухи, будто они с Избет были сердечной парой?
Кастил кивнул, накручивая на пальцы прядь моих волос.
– Думаю, Малек любил быть влюбленным и неустанно гонялся за этим ощущением вместо того, чтобы дорожить тем, что уже имел. – Он провел пальцем по моим волосам. – Если слухи о том, что Малек и Избет были сердечной парой, правда, это мог быть первый раз, когда он прекратил поиски и обратил внимание на то, что перед ним.
Я сдвинула брови.
– Все это невероятно грустно, но и вселяет надежду. Я хочу сказать, что если твоя мать и любила Малека, она все равно смогла опять найти любовь. Открыться еще раз. Не знаю… – Я крепче прижала к груди дневник. – Не знаю, удалось бы мне.
– Поппи, я никогда не дам тебе для этого повода.
Мое сердце растаяло в груди. Что, если я бессмертная? То, что я переживу Кастила, казалось непостижимым, но мы понятия не имели, во что я вознеслась. И хотя пройдут несколько обычных жизней, прежде чем у Кастила появятся первые признаки старения, они появятся. А я… не хотела думать о том, чтобы провести бесконечность без него, сколько бы времени из нее мы ни прожили вместе. Существовали испытания для сердечных пар, но боги заснули. Существовало еще Присоединение, но я не знала, работает ли оно в обратную сторону, чтобы связать его жизненный срок с моим.
И я не представляла, почему думаю об этом, когда неизвестно, кем я стала и какой мой жизненный срок. Что мне однажды сказал Кастил?
«Не будем переносить завтрашние проблемы в сегодняшний день».
Мне нужно начать жить именно так.
– Но когда мы с Маликом уходили в пещеры, – продолжал он, к счастью, не зная, куда зашли мои мысли, – мы могли сделать вид, будто тех разговоров не было. Тяжесть и печаль не следовали за нами туда. Внешний мир переставал существовать.
– Но вы тогда были мальчишками.
– Это не имеет значения. Эти чувства остаются, пусть и через сотни лет.
У меня сжалось сердце при напоминании о его возрасте – возрасте, которого я когда-нибудь смогу достичь.
– Эта кровать, эта комната могут стать нашей версией пещер, – продолжал он. – Когда мы здесь, внешний мир не имеет значения. Это будет наш собственный мир. Мы его заслуживаем, правда?
У меня перехватило дыхание, и я кивнула.
– Заслуживаем.
Его взгляд смягчился. Он провел большим пальцем по моей нижней губе.
– Мне бы хотелось, чтобы мы оставались здесь вечно.
Я слабо улыбнулась.
– Мне тоже.
Но мы не остались – не смогли. Потому что через миг в дверь постучали. Я скатилась с Кастила и встала.
Он вздохнул и тоже поднялся. Остановился, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Сейчас вернусь.
Через мгновение я услышала голос Киерана. Положив дневник на тумбочку, я поплелась в ванную, быстро умылась, но возиться с волосами не стала. Перед уходом проверила в зеркале глаза – серебристо-белое сияние за зрачками не исчезло. Внутри что-то сжалось, но я напомнила себе, что я преждняя.
В целом.
Когда я вернулась в спальню, Кастил вошел с новой тарелкой еды и бутылкой сладкого вина. Заметив его крепко сжатые челюсти, я сразу поняла, что Киеран принес плохие новости. Я села на кровать.
– Что случилось?
– Ничего существенного.
– Правда?
Я смотрела, как он подходит ко мне.
– Да. Это всего лишь мой отец. Помнишь, он говорил, что будет ждать, когда мы сами к нему придем? Видимо, передумал. Он хочет со мной поговорить.
Я расслабилась. Кастил вытащил пробку и налил в бокал вина.
– Тогда ты должен с ним поговорить. Наверное, он волнуется.
– Если я скажу, что мне все равно, я плохой сын?
Он подал мне бокал.
Я иронично усмехнулась и поджала под себя ноги. Сделала глоток. У вина был вкус засахаренных ягод.
– Немного.
– Что поделаешь.
Я подалась к нему.
