деньги каменщика. А тот был недоволен. Очень. Интересно.
Вот только чего она домой не пошла? Куда поперлась на ночь глядя? В свечную лавку — скандалить?
На кухне уже сгустились сумерки, но свет мы не зажигали. Стол видно, и ладно.
Я закусывал яблоками. Вилл — бананами. Ну вот какой смысл? Вино — яркое, кислое, а бананы эти — мука мукой. Только вкус смазывают.
С другой стороны, мне больше яблок достанется.
— Значит, не каменщик? — Вилл откинулась на лавке, поджала под себя здоровую ногу. Лицо у нее отражало ту степень мечтательной расслабленности, которая, собственно и составляет цель любого пьющего человека.
Я откусил яблоко, с шумом втянул сок.
— Не он. Я лично допрос провел.
— А тебе что, соврать нельзя?
— Можно. Но страшно. Видела бы ты этого каменщика. Сопляк еще, борода толком не растет. Недавно из подмастерьев. На него рявкнешь — он ссытся. Разве это убийца?
— А если убийца, то обязательно рожа зверская и кинжал в зубах?
— Довольно часто. Сколько душегубов ловлю — ни разу благородные красавцы не попадались. Но не в этом дело, — я с хрустом откусил яблоко. — Я бы, может, этому задохлику и не поверил. Но жена его божится, что супруг весь вечер из дому не выходил, разве что до ветру. И ночью в кровати спал, как пристало верному мужу.
— Откуда она знает?
— Что верный? Это не она сказала, это я.
— Нет, что спал. Может, быстренько сбегал, прирезал и вернулся, пока супруга сны смотрела.
— Не получится. Во-первых, живут они на отшибе, а милашку Хелен прирезали в центре. Во-вторых, у жены младенец, орет ночи напролет. Так что особо там не поспишь — так, прикорнуть разве что.
— Может, она врет. Покрывает мужа.
— Может. Но непохоже. Я ей поверил.
Вилл допила вино и потянулась к кувшину. Ткань на груди при этом напряглась, как паруса под ветром, обнажая многообещающую ложбинку. Глубокую ложбинку.
— …подруга?
— Что?
— Ты не смотри, ты слушай. Что там подруга убитой, говорю?
— А ничего. Мария Бейкер. Замужем, семья достойная. Два ребенка. Милая дама, мне понравилась.
— Тебе все нравятся, кто старше пятнадцати и моложе пятидесяти. Что она рассказала?
— То же самое, что и служанка. Хелен пришла днем, они вышивали, разговаривали, к вечеру гостья собралась домой. Все.
Вилл очистила банан, оглядела его оценивающим взглядом и задумчиво постучала кончиком по нижней губе.
— Я вот что думаю… А если Бейкер врет?
— Ты что! Это благородная дама, она…
Не станет врать. Ну да. Как же.
— Вот! И я о том же. Хелен вернулась домой, поднялась по ступеням — и вдруг развернулась и ушла. Странно? Очень. Причем ушла прямо с порога — муж не слышал, чтобы дверь хлопала, так? Куда ей уходить? Зачем? Ни служанке, ни мужу Хелен ни о чем таком не рассказывала, раньше никуда на ночь глядя не уходила. А тут вдруг на тебе.
— Ну да. Странно.
— При этом и муж, и служанка упоминают, что если Хелен засиживалась допоздна, то оставалась ночевать у подруги. Что если в этот вечер она тоже осталась?
— А служанка тогда как же? Зачем ей врать?
— Боится, что убийство в вину поставят — не уследила. Она же наверняка домой ушла — зачем ей в доме у Бейкеров на лавочке спать? Утром вернулась, обнаружила, что госпожи нет. Вот и прибежала к Вудам, чтобы громко изумиться пропаже.
— Но Бейкер подтверждает, что Хелен ушла домой. Зачем бы ей… Ха! Я понял! Хелен пошла к любовнику! И подруга, и служанка, прекрасно об этом знают, они покрывали все внебрачные шашни покойницы — но теперь боятся признаться. Да, так оно и было! Хелен на ночь глядя поперлась к хахалю, и убийца прихватил ее по дороге. А может, сам хахаль прирезал.
— А может быть, муж.
— Да, точно, муж же еще! Он тоже мог. Отлично! Завтра с утра поеду к этой дурище Бейкер. Потрясу сучку, посмотрю, что вывалится. — Я подбросил огрызок, размахнулся и швырнул в корзину с очистками. — Попал! Видела? Попал!
Глава 35, в которой Марк понимает, что проблемы только начинаются
До Бейкер я не доехал. Прямо на улице меня прихватил перепуганный стражник.
— Посмотрите, милорд! Там! Там!.. Вы только на это посмотрите!
Придурошный сакс лез прямо под копыта, и я придержал фыркающего Ворона.
— На что посмотреть?
— Там, милорд! Вон тамочки! — лепетало белобрысое недоразумение, взмахивая руками, как ветряная мельница. — Вон там!
— Да что там?!
— Еще одна, — выпучил глаза олух и рубанул себя по глотке рукой. — Лежит, в кровище вся, значит, мертвая, как булыжник, уже остыла давно. Мы с ребятами как поглядели — сразу поняли: один в один случай, ну просто один в один. А как поняли, так сразу вас искать побежали, только Эда и Тима оставили, чтобы караулили, значит…
— Где тело?! — оборвал я поток слов.
Стражник запнулся, моргая круглыми, как у курицы, глазами.
— Так… вон там же, — широким жестом он обмахнул всю западную часть Нортгемптона.
— Конкретнее!
— На Портняжкиной улочке, — наконец-то назвал место балбес, и я, не слушая продолжение, развернул коня.
Еще одна. Твою мать! Еще одна.
Белобрысый тупица не соврал. Случай действительно был один в один. Молодая женщина среднего достатка, горло раскромсано в лоскуты, следов ограбления или насилия нет. Убийство произошло в крохотном тупичке между скобяной лавкой и складом — смрадное, темное место шириной с могилу.
В такую дыру только шваль пьяная забредает, чтобы отлить. Какого дьявола эта дура сюда приперлась?
Преодолевая отвращение, я выбрал место почище и опустился на корточки перед телом на корточки. Женщина как женщина — молодая, светловолосая, смазливенькая. Блио недорогое, но с ажурной вышивкой по рукавам, на талии — затейливо выплетенный пояс. И башмаки с медными пряжками.
Принарядиться покойница любила.
О чем это нам говорит?
А хер его знает, о чем.
Почесав в затылке, я поднялся, отступил в сторону и внимательно оглядел закоулок. Обшарпанные стены, истоптанная в камень земля, на которой белеют высохшие катышки собачьего дерьма. Если тут и были какие-то следы, зеваки и стражники их давно затоптали. Хотя откуда им взяться, следам-то? Будь я убийцей, подошел бы сзади, ухватил за подбородок…
