однако женщин и детей пощадили. Из Пуэрто-Бастоса повозки были отосланы обратно; часть багажа отправили в город Мату-Гросу на лодке, мулы двинулись по суше, по беспокойному маршруту, включающему несколько переправ через реку Барбадос. Когда мы достигли старого города Мату-Гросу, основной отряд бразильской комиссии занимал там бунгало[52] телеграфа. На следующий день начальник отряда Оливейра отбыл в устье Верди в сопровождении своего помощника, врача и с целой горой продовольствия.
Его экспедиция оказалась неудачной. Оливейра упал в реку, заболел лихорадкой и был вынужден вернуться в Вилья-Белья. Другие участники его отряда не смогли подняться вверх по реке. Они нашли одну из наших лодок, оставленную в 1908 году; разбитая и перевернутая вверх дном, она валялась между деревьев в шести милях ниже устья Верди; они обнаружили и проделанную нами тропу, но были вынуждены пройти к реке Гуапоре, где и оставались до тех пор, пока спасательный отряд, посланный за ними, шестью неделями позже не высвободил их.
Офицер по имени Леманья, который должен был сопровождать меня, прибыл по тропе из Сан-Матиаса вместе с шестью вооруженными до зубов солдатами. В прошлом году мы решили соединить наши силы для сухопутного путешествия и захватить с собой на ослах основательные запасы для отряда, следующего водным путем. Мы переправились через реку и стали лагерем на ночь в небольшой лачуге, на поляне у подножия возвышавшихся над нами гор Рикардо Франко.
Внезапно мы услышали выстрелы в лесу, и вскоре двое солдат, задыхаясь, прибежали в лагерь.
— Дикари! — закричали они. — Они подходят со всех сторон!
— Сколько их? Где? — засыпал их вопросами Леманья, выхватывая пистолет и проверяя обойму.
— Их тысячи, mi comandante[53],— был ответ. — Но мы отбили их нападение — я и капрал Перейра!
Фишер и я отправились в разведку. Ничего не могло быть опаснее, чем стрелять в дикарей. Так мы сразу заявляли себя их врагами. Но мы могли не волноваться — никаких следов дикарей нам обнаружить не удалось. Солдатам все померещилось, и они лишь зря растратили патроны.
Лачуга, которую мы заняли, оказалась очень старой, в ее крыше было полно змей и пауков. Не успели мы в нее войти, как наши ноги обсыпали маленькие белые клещи, известные под названием garapatos do chao, способные хоть кого свести с ума; их укусы причиняли такой зуд, что вскоре мы готовы были содрать с себя кожу. Поэтому мы предпочли не оставаться в этой лачуге, а ночевать в лесу.
С вершины Рикардо Франко, возвышавшейся на 2400 футов над рекой, открывался величественный вид, но втащить туда наших животных оказалось нелегко. Одно из них полетело кувырком вниз по обрывистому склону и с тошнотворным звуком шмякнулось о дерево. Там оно висело на ветвях, пока мы не поставили его на ноги, после чего, по-видимому, не получив никаких повреждений, животное резво затрусило дальше по тропе.
Оказавшись на вершине, мы были вынуждены на протяжении мили или двух прорубать путь для животных в густых зарослях. В 1908 году нам пришлось проделывать такой труд для себя, и это еще куда ни шло, но вьючным животным требуется более широкая тропа, чем людям. Расчистка производилась Фишером и мною с помощью нескольких пеонов. Солдаты нервничали, боясь встречи с индейцами, — и не без основания, так как они были мулатами, а индейцы, памятуя прошлые гонения, никогда не пощадят темнокожего врага.
Вскоре мы выбрались на нашу старую тропу, пошли по водоразделу и через шестнадцать дней достигли истока Верди. На этот раз оленей здесь было сколько угодно, и они были совсем непуганые. Недели оказалось вполне достаточно, чтобы закончить работу и водрузить пограничные знаки. Затем, ввиду того что продуктов у нас было всего на десять дней, я решил вернуться в Вилья-Белья, а Леманью, как и было условлено, оставил дожидаться речную партию.
Я дал Леманье подробную карту района, так как его способности ориентироваться на местности были весьма ограниченны. Мы расстались при леденящем сурусу, который прохватывал нас до костей и одел горы плотной завесой тумана, сократившего видимость до двадцати ярдов.
Мы решили двигаться по нашим прежним следам, пользуясь моей детальной картой, составленной в прошлый раз. Это была бы интересная проверка ее на точность, так как она была сделана с помощью компаса, а все расстояния вымерены шагами. Мы считали за милю 2000 шагов в среднем по относительно легкой местности и 2200 — в лесу. К нашему удивлению, этот метод отлично себя оправдал, так как на третий день мы достигли вершины горы, на которую взбирались, выйдя из Вилья-Белья, а на четвертый день вошли в старый город, где застали командира Оливейра, только что вернувшегося из района Верди и беспокоившегося об остальной части его отряда.
Я сказал, что мы там никого не видели. Он отказывался поверить, что его люди не достигли места назначения, но в конце концов послал на розыски спасательное судно вниз по Гуапоре. Людей нашли на левом берегу; у них вышло все продовольствие, они сильно ослабли. Меж тем Леманья ожидал их в истоках Верди до тех пор, пока его припасы не истощились, а затем вернулся назад, полный беспокойства о судьбе речного отряда. Теперь стало совершенно ясно, что, если бы не наше путешествие 1908 года, этот район вовсе не был бы нанесен на карту[54].
Поскольку оставленные нами запасы были разграблены, по-видимому негритянским населением, Оливейра любезно поделился с нами продуктами. Времени у нас было достаточно, и я предложил Фишеру пойти лесом в северо-восточном направлении к индейцам племени паресси. Фишер и Пачеко не поддержали мою идею, поэтому я двинулся в одиночестве по равнине на север от города в надежде встретить кого-нибудь из людей паресси, так как обычно они находились где-то тут поблизости. Они действительно были здесь, но, видя в моем появлении что-то подозрительное, не выходили из лесу и не приближались ко мне меньше чем на сто ярдов, в то же время не трогая меня. Между тем эти же самые люди вырезали все население негритянского поселка, в котором мы объелись сахаром в прошлом году.
На тропе, идущей в Сан-Луис-ди-Касерис — небольшую деревню на реке Парагвай, между Корумбой и Куябой, очень красивая черная тигровая кошка размером с английскую гончую пересекла наш путь, перепугав всех наших мулов. Это совершенно дикое животное и, подобно большой черной пантере, не поддается приручению. Здесь нас заедали клещи, которых полно зимою в Мату-Гросу. Они взбирались по ногам мулов, забивали им ноздри и глаза. Целыми колониями свисая
