Один – смотри-ка – со стенкой целуется, другой на дороге валялся, пока мы его не переехали.
– Зря вы так, Егор Тимофеевич, – обиделся Твердищев. – Мои хлопцы дело знают. Вон в кутузку сколько народу натаскали, только разбирайся, кого за дело, а кого просто так. Раскрываемость повышаем.
– Да на хера мне твоя раскрываемость?! – заорал, не выдержав, Пахотнюк. – Ты мне Белку излови! Значит, так – сегодня же собирай всех полицейских, и прочёсывайте лес. И чтобы к утру были мне хорошие новости. Если не сделаешь – станешь заикой. Причём досрочно!
Твердищев хотел что-то возразить, но поперхнулся и покраснел. После некоторого молчания пробормотал:
– Устали хлопцы-то. Столько дней дежурят почти круглосуточно.
– Ладно, – сказал Пахотнюк. – Выдай им ящик хорошей водки. Второй получит тот, кто Белку поймает. Я не жадный.
На последних словах голос Пахотнюка дрогнул, поскольку он увидел за стеклом машины такое, от чего волосы его встали дыбом.
– Михеич! – крикнул он. – А ну быстро тормози!
Михеич с перепугу газанул, тут же затормозил, не выжав сцепление, и где-то под днищем жалобно затрещал обиженный металл.
Глава вырвался из джипа и побежал в сторону нетвёрдо стоящей на ногах влюбленной парочки. Вид у них был вызывающий – Домкрат стоял по пояс голый, из обоих карманов штанов торчали бутылки. На белом Галином платье снизу оторвались оборки, шнуровка на спине разошлась, а из-под чепца самым бесстыжим образом выбились жёлтые локоны. Эти двое целовались у всех на виду – пьяные и абсолютно счастливые.
– Стервец! – завопил Пахотнюк, вцепившись Домкрату в плечо и пытаясь оторвать его от Гали. – Я же тебя предупреждал! Ты что себе позволяешь?
Кулак Пахотнюка просвистел мимо уха Домкрата, который каким–то чудом сумел увернуться, и скользнул по лбу Гале.
– Ой, – она словно очнулась ото сна и, пошатываясь, шагнула к отцу, попытавшись его обнять, – папенька… А мы с Домкратом сегодня ракету пускали в космос…
– Твердищев! – крикнул Пахотнюк. – А ну хватай этого и в кутузку! А ты к себе, живо! – набросился он на Галю. – Никуда у меня больше из дома не уйдёшь!
Домкрат, вырываясь из крепких лап Твердищева, кричал:
– Люблю я её! Не имеете права!
Пахотнюк приблизился и злобно посмотрел ему в глаза.
– Это мой город! И право я здесь на что угодно имею.
– А что ж тогда Белку-то не поймаете? – бросил Домкрат. – Кишка тонка?
– Не твоё дело… – прошипел Пахотнюк.
– А я её могу поймать, – сказал Домкрат. – Если изловлю – разрешите мне на Гале жениться?
– А ну убери его с глаз моих! – завопил Глава. – Твердищев, что ты с этим мозгляком возишься?
Пахотнюк выкрутил Домкрату руку, и они вдвоём затолкали его в джип.
– Куда вы его? – запричитала вдруг осознавшая реальность Галя. – За что?
– Марш домой, – буркнул Пахотнюк, закрыл за собой дверь, и машина, выписывая под руководством Михеича замысловатые траектории по брусчатке, поползла в сторону полицейского управления.
IX
Карл проснулся рано утром от холода. Будучи нетрезв, вечером забыл подкинуть в печурку дров, и она погасла. Сквозь все щели его хлипкого сарая сквозило, и стало больно глотать. Карл опустил босые ноги на земляной пол, чихнул и потянулся за фляжкой. Она оказалась пуста. Карл, приоткрыв краник самовара, нацедил во фляжку граммов 100 самогона, отпил немного. Встал, обулся, натянул поверх рубахи кожаный фартук. Хлебнул ещё, прихватил из угла топор. Вышел на порог.
На улице стоял густой туман, который, впрочем, скоро должен был рассеяться благодаря лёгкому ветерку. Карл откинул длинные волосы назад, допил содержимое фляги и сунул её в карман. Подошёл к сваленным возле сарая чурбакам, поставил один из них, самый толстый, на попа, второй, тоненький, сверху. Поплевал на руки, замахнулся. Замер. Он вначале и сам не понял, что заставило его остановиться и похолодеть. Потом понял. Молчали собаки. В обычные дни его часто будил лай, а уж когда он просыпался, гвалту не было конца. Сейчас же во дворе морга стояла мёртвая тишина.
Карл засунул топор за пояс и, нахмурившись, направился за угол. Первое же, что он увидел – кучку собачьих трупов, беспорядочно наваленных один на другой возле калитки. Жалости у Карла это не вызвало – всё равно на мясо держал. Но жуть пробралась ему в самое нутро и заставила ещё больше напрячься. Он нащупал в кармане фартука флягу, но вспомнил, что в ней ничего нет. Прислушался. Из соседнего сарая, где Карл хранил ненужные человеческие куски, доносилась негромкая возня.
Карл взял топор в руку, сделал несколько шагов и приоткрыл дверь. Ему в лицо пахнуло тухлым трупным запахом. Оно и неудивительно – весь пол был устлан человеческими руками, ногами, головами и внутренностями, предназначенными для откорма собак. Только в дальнем углу кучка оторванных конечностей шевелилась. Карл вошёл внутрь и занёс топор над головой.
Парочка окровавленных рук сползла в сторону, и его взору открылась сначала серая когтистая лапа, а затем и морда, от которой по коже пробежал мороз, и всё тело Карла оцепенело. Самым жутким в морде было то, что она была похожа на человеческое лицо – неестественно бледное, усеянное редкой серой шерстью, с огромными жёлтыми выпуклыми глазами, глядящими Карлу прямо в душу – но человеческое. Карл стиснул зубы и метнул топор.
Он не понял, что произошло. То ли зрение его подвело, то ли рука дрогнула, но Карл отчётливо видел, как топор прошёл сквозь голову Белки, словно её не было вовсе. В следующее мгновение огромная серая тень выпрыгнула навстречу Карлу и накрыла его собой.
А Егор Тимофеевич в сопровождении Рябинкина, Егубина и Михеича, который вновь гордо восседал за рулем, в это время подъезжал к дому «Надежда», чтобы провозгласить его торжественное открытие. Пахотнюк был не в духе из-за того, что ему в шесть часов утра позвонил пьяный Твердищев и доложил, что лес прочесали, Белку не нашли, зато в тумане обстреляли друг друга, положили трёх человек. Глава пообещал Твердищева уволить и скормить рыбкам в своем аквариуме, но обещание пока не сдержал, поскольку, во-первых, дико болела башка, во-вторых, увольнение Твердищева проблему Белки не решало, а в-третьих, никакого аквариума у Главы не было.
– Ну-с, Егор Тимофеевич, речь заготовили-с? – поинтересовался Егубин, когда Михеич уже припарковывал джип между двух телег.
– Да ну её к лешему, – буркнул Пахотнюк. – Найду, что сказать.
Он взглянул на дом оценивающе.
– Ну что ж, впечатляет. А не кривовато?
– Да это с данного угла зрения-с такая иллюзия, – успокоил Егубин.
Они выбрались из машины. Вокруг высокого серо-желтого здания собралась небольшая кучка зевак. Стояли журналисты с
