Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
обвинения в адрес И. И. Минца и его «группы». Любопытно отметить, что статья, прежде чем быть напечатанной, была отправлена на рецензию Е. Н. Городецкому. Он дал в целом положительный отзыв, но указал и на ряд, с его точки зрения, недостатков: «Необходимо устранить повествовательный характер статьи (доклада). Все суждения должны быть подчинены задачам современной исторической науки. Объемы имен следовало бы снять, заменяя их отраслями науки или трудов». Рекомендация максимально обезличить описание достижений советской исторической науки, как покажут последующие события, окажется очень разумной. Но И. И. Минц на такой шаг не пошел.
25 февраля в Институте истории прошла сессия, на которой В. Т. Круть и Х. Г. Аджемян потребовали искоренить антипатриотические настроения в среде советских историков. Главными носителями этих настроений назывались Н. Л. Рубинштейн, И. И. Минц и «их защитник и покровитель» Е. Н. Городецкий. Вскоре заседание прошло в Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). На нем прозвучал доклад заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации Ф. М. Головенченко «О задачах борьбы против космополитизма на идеологическом фронте». «Несколько часов подряд высокие чины, а потом и преподаватели в унисон ругали „космополитов“, которые „пробрались“ в историческую науку, окопались на истфаке МГУ, разлагают молодежь». Особенно досталось И. И. Минцу. Прозвучал призыв «забить последний гвоздь в крышку политического гроба Исаака Минца и его прихвостней – Разгона, Городецкого, Звавича, Зубока…».
3 марта 1949 года прошло партийное собрание исторического факультета, где А. Л. Сидоров выступил с разгромной критикой «группы Минца». В своем докладе он указал на недопустимость проникновения «буржуазного безродного космополитизма» в историческую науку, поскольку «в современной обстановке идеи буржуазного космополитизма в науке… являются идеологическим оружием американского империализма». В чем же заключался «грех» космополитизма?
Всякое протаскивание идей буржуазного космополитизма в историческую науку, принижение роли русского народа в мировой истории… стремление ослабить чувство советского патриотизма, принизить достижения советского хозяйства, советской культуры, советской науки – являются проявлением враждебной деятельности против нашей Родины в интересах врагов нашей социалистической страны, —
громогласно заявил А. Л. Сидоров. Заметим, что при желании каждый мог быть подведен под эти обвинения. И. И. Минц, по мнению А. Л. Сидорова, был зримым проявлением всех перечисленных пороков, «наиболее типичным выразителем и проводником взглядов буржуазного космополитизма». Ошибок у Минца слишком много, чтобы это было случайностью: искажение фактов, «смазывание значения Октябрьской социалистической революции, как в исторических судьбах нашего народа, так и в истории всемирной». Были и более страшные преступления: «Важнейшие вопросы, поставленные товарищем Сталиным по истории советского общества, товарищ Минц в своей работе не отразил». Коснулся Сидоров и статьи Минца «Ленин и развитие советской исторической науки». Характеризуя ее, он говорил, что
венцом надругательства над советской наукой, над трудами В. И. Ленина и И. В. Сталина является совершенно недопустимое вражеское заявление, что основоположниками по изучению советского периода являются И. М. Разгон, Е. Н. Городецкий и др. <…> Не Ленин, не Сталин, не их работы являются основным фундаментом научной истории советского периода, а работы Минца и членов его группы.
Справедливости ради заметим, что в самой статье Минца всячески выпячивалось значение работ Ленина и Сталина, а свои далекоидущие выводы Сидоров сделал на основе всего двух слов о работах Е. Н. Городецкого, Э. Б. Генкина, И. М. Разгона, Н. А. Корнатовского, О. А. Шекун, которыми, как написано в тексте, «положено начало» изучению советской истории. Очевидно, что для Сидорова это был лишь повод.
Известие о существовании и разгроме «группы» И. И. Минца быстро разнеслось по Москве. Публичные мероприятия с участием ее членов отменялись. Так, запланированная на 10 марта публичная лекция И. М. Разгона в Политехническом музее сначала была перенесена, а затем отменена. Уже 11 марта прошло расширенное заседание кафедр истории СССР Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), которое продолжилось 14 и 16 марта. И. И. Минц, понимая, что сопротивление бесполезно, предусмотрительно на это мероприятие не пришел, сославшись на плохое самочувствие.
Собрание открыл директор Института истории АН СССР Б. Д. Греков. По воспоминаниям Ю. А. Полякова, особую активность в разгроме космополитов проявили М. П. Ким, А. Л. Сидоров и Д. А. Чугаев. Под огнем критики оказались Минц и «его группа», Н. Л. Рубинштейн, О. Л. Вайнштейн, Г. А. Деборин и другие историки. Выступавшие утверждали, что в работах И. И. Минца извращена история Великой Октябрьской социалистической революции, не показано ее коренное отличие от буржуазных революций, принижена роль СССР и русского народа, создателя первого в мире социалистического государства. Более того, И. И. Минцем и «его группой» якобы сознательно была сорвана работа по написанию учебника по истории СССР. «Группу Минца» обвинили в монополизации изучения и преподавания истории советского периода. Более того, по словам А. Л. Сидорова, «эта группа» сознательно тормозила становление молодых кадров специалистов по советской истории.
Не меньше, чем И. И. Минцу, досталось И. М. Разгону, который, по словам выступавших, извратил историю взаимоотношений русского народа и народов Кавказа, поскольку «представил чеченцев революционерами, а осетин – контрреволюционерами». Именно эта концепция, как утверждалось, легла в основу раскритикованной оперы Мурадели «Великая дружба». По воспоминаниям Ю. А. Полякова, И. М. Разгон просил слова, но выступить ему не дали.
15 марта в стенгазете исторического факультета «Историк-марксист» появилась статья, где звучал призыв «до конца искоренить космополитизм в исторической науке – Минца, Разгона, Городецкого, Верховеня и др.». Среди материалов этого своеобразного спецвыпуска газеты можно было найти статью аспиранта Минца А. С. Кара-Мурзы под названием «А король-то голый». В ней
убедительно показывалось, что академик попросту самозванец, а как научный руководитель выше двойки не тянет. Аспирантом он не руководил, а когда руководил, то лучше бы не руководил, ибо пытался направить по ложному пути.
17 марта Городецкий читал в МГУ лекцию. На лекции присутствовал С. С. Дмитриев, который описал ее в своем дневнике. Первое, что бросилось Дмитриеву в глаза, это то, что Е. Н. Городецкий страшно похудел. Он понимал опасность своего положения, поэтому нервничал. После лекции к нему пришло две
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
