солдат по тревоге, выпрыгнула из койки на белый палас.
— Собирай вещи, сегодня вечером вылетаем в Москву.
— В чем дело? — удивилась жена.
— Быстро одевайся, надо кое-что купить. А то будешь ходить в Москве с голой задницей.
Намек на голую задницу в другое время вызвал бы домашний скандал, но в данной ситуации остался безответным, и она молча начала одеваться. Тем временем Кедров подумал, несколько успокоился и не стал пороть горячку (да и пристойно ли первому секретарю посольства и резиденту появляться у магазина до открытия, когда на работе дел невпроворот), привел себя в порядок, глотнул успокоительных таблеток, съел два недоваренных яйца, окончательно смирился с услышанным и вместе с супругой спустился к автомобилю. Там она конспиративно обратила к нему свой несколько расплывчатый и блондинистый лик, приобретший форму вопросительного знака.
— Финита ля комедиа, — ответил он чуть трагическим голосом (но тихо). — Теперь я персона нон грата.
Понятливая половина лишних вопросов не задавала, но мысленно затосковала по поводу внезапного конца загранкомандировки.
От Эддисон-гарденс быстро домчались по Бейзуотер-роуд, а там его взяли два «форда» наружки, шли откровенно, не маскируясь, это он предвидел и не удивился. Ехали вдоль Гайд-парка, мимо дома, где однажды он видел сэра Уинстона Черчилля, позировавшего в окне с традиционной сигарой в углу рта, и он с болью думал, что уже никогда в жизни (никогда! — ухало, словно колокол) не увидит этих мест, и особенно озера Серпантайн, где летом любил купаться, и скульптурной группы руки Эпштейна: странные черные фигуры во главе с рогатым дьяволом, он тянул всех куда-то в глубь веков, возможно, в свой замечательный ад, жаль, что так и не удосужился узнать, куда и зачем.
До универмага Селфриджиз добрались без приключений, правда, эскорт увеличился до четырех машин, попеременно менявших друг друга. Очевидно, они думают, что перед отъездом я начну передавать агентуру. Вот идиоты, за кого они меня принимают? А на что постоянные условия связи? На что явки?
В магазине купили четыре разных твидовых пиджака и столько же пар фланелевых брюк — Кедров обожал эту типично английскую униформу, которую не раскопать даже в спецмагазине ЦК в ГУМе. Внутренне рыдая, жена старалась не выдавать своего страстного желания приобрести несколько пар итальянских туфель (денег все равно не было, использовали неприкосновенный запас на случай войны, крушения мира и других чрезвычайных обстоятельств), держалась она, как и подобает верной подруге, подбадривала и временами поглаживала резиденту мужественный локоть.
Вылетел Кедров только через день из-за отсутствия прямого рейса, на всякий случай не выходил из посольства и старался держаться вместе со своими — кто знает, какой подарочек могла преподнести мстительная английская контрразведка, уж ей-то досконально было известно, что Рептон находился на связи у резидента.
Узнала МИ-5 об этом только два дня назад, и вообще все дело разворачивалось вяло и следователь Ферри сомневался, что оно достигнет суда: налицо было лишь сообщение перебежчика КГБ о том, что сотрудник английской разведки Кристофер Рептон работал на Советский Союз целых десять лет, — одного такого показания было явно недостаточно для серьезного процесса.
В 1951 году Ферри допрашивал Кима Филби, другого советского шпиона, тоже работавшего в английской разведке, тогда тоже хватало прямых и косвенных свидетельств о том. что он помог уберечь от карающей руки попавшихся на крючок агентов КГБ Дональда Маклина и Гая Берджесса. Однако Филби ни в чем не признался, шутил и вел себя нагло, в результате его уволили, и вскоре он преспокойно уехал в Бейрут корреспондентом «Обсервера», сохраняя, между прочим, тесные связи со своей МИ-6, что выводило из себя контрразведывательную службу МИ-5.
Каково же было его изумление, когда на первом же допросе Рептон чистосердечно признался, что был завербован советской разведкой в Вене, и перечислил все операции и всех агентов, которых он выдал. Надел сам себе на шею петлю и выбил из-под себя стул — как еще назвать эту совершенно необъяснимую откровенность? Все были потрясены, а он даже радовался, что облегчил душу и отныне не должен скрывать свою любовь к коммунистическому устройству мира, наконец-то зажил по совести!
Дело без всяких проволочек очутилось в знаменитом суде Олд Бейли, ажиотаж стоял потрясающий, пресса брызгала слюной и накаляла страсти.
Суд вошел, все встали, и процесс начался.
«Неужели впаяют больше чем четырнадцать лет? — думал Рептон, окидывая взглядом небольшой зал суда, полностью забитый публикой. — Неужели дадут двадцать пять, как нелегалу КГБ Гордону Лонсдейлу? Нет, не может быть! Все-таки Лонсдейл был советским гражданином и руководил целой группой английских агентов… Максимум — четырнадцать».
Было душно, Рептон обмахивался носовым платком и временами вытирал им свою обширную лысину, он нервничал, чувствуя на себе презрительные и просто любопытные взгляды, и старался смотреть мимо публики.
Генеральный прокурор сэр Айвор Батлер, приступая к обвинительной речи, тоже заметно нервничал и часто пощипывал свою бородку, явно не заслужившую такого грубого обращения.
— Обвинение, выдвинутое в адрес подсудимого, очень серьезно. Он признал, что более десяти лет назад его политические убеждения настолько изменились, что он стал действовать в интересах коммунистической системы, передавая советской разведке всю доступную ему информацию и тем самым способствуя победе коммунизма во всем мире. На открытом заседании я не могу вдаваться в подробности этого дела ввиду большой секретности информации и вынужден просить суд о прекращении данного заседания и о проведении закрытого судебного разбирательства.
После коротких перешептываний главный судья Великобритании лорд Боле распорядился очистить зал. Корреспонденты направились к выходу, стала пустеть и галерея, в зале остались лишь избранные, среди них несколько высокопоставленных чиновников МИ-6 (прославленной Сикрет интел-лидженс сервис) и МИ-5 (менее прославленной, но достаточно эффективной контрразведки), а также других государственных ведомств.
Джон Пауэлл, бывший начальник Рептона, старался держаться бодро и уверенно, словно судили за шпионаж не его подчиненного, а схваченного на месте преступления нелегала КГБ.
— Представляете, он не желает раскаяться и считает, что действовал согласно своей совести! — повернулся он к Смиту из контрразведки. — Подумать только: предатель Англии еще и смеет болтать о совести!
Дэвид Смит подумал, прежде чем ответить, на душе у него был праздник — ведь не каждый день контрразведка сажала на скамью подсудимых советских шпионов!
— Джордж Рептон такой же англичанин, как мы с вами зулусы! В сущности это польский еврей, переехавший в Англию во время войны, он даже записался в армию генерала Андерса. Меня вообще удивляет, что неангличанина зачислили в кадры МИ-6, это же потенциальный риск! — с тактом у Смита было туго, особенно когда дело касалось соперников, вечно досаждавших своими закордонными интересами, из-за которых
