— Может, переоденемся и сходим куда-нибудь? Или ты хочешь побыть одна? — переводит Данил тему. — Я не понимаю, что ты чувствуешь, но хочу угодить. Подскажи мне.
— Давай сходим. Только не в бар. Может, погуляем где-нибудь? Я устала быть одна, Данил. Все последние месяцы одна на грядках, столько часов для обдумывания было, что сейчас очень хочется смотреть, любоваться, трогать. И болтать обо всём подряд. Тем более в этом городе жил мой папа последние пару лет, пока шло следствие. Я должна его запомнить.
— Как скажешь.
— С тобой побыть. Всё равно где и как. Я же сказал, что поехал только из-за тебя.
— Боже, Данил! — смеюсь я. — Ты такой милый! Надеюсь, папа и сейчас за нами наблюдает и видит, что ты умеешь не только хамить!
— Надеюсь, твой папа достаточно хорошо воспитан, чтобы не наблюдать за нами в номере.
— Божечки... — Я фыркаю и отворачиваюсь.
Сама давлю улыбку. Это черный юмор, пошлый, грязный. Смущает, что он меня смешит. Я рада, что Данил именно такой. Рядом с ним я чувствую себя живой. И не стыжусь своей неидеальности, прошлого на грядках и ошибок.
Глава 43
Остаток вечера и весь следующий день мы гуляем по улицам, греемся в уютных кофейнях. Удивительно, но нам все улыбаются. Кажется, Омск — самый гостеприимный город из всех, что я видела.
Я рассказываю Дане об отце всякие забавные истории. Много, подробно! Эта тема так долго была табу в нашем доме, что теперь тараторю взахлеб, прыгаю с одного момента на другой и вновь возвращаюсь в начало! Данил слушает с интересом. Не перебивает. Покупает мне кучу всяких сладостей. Я чувствую покой и тепло. Мы очень много смеемся.
Вечером, уже в номере, Данил идет в душ. Он завел будильник на шесть — завтра до рассвета нам нужно будет проснуться, чтобы выдвинуться в обратный путь.
Я сижу на кровати и выбираю фильм, под который мы уснем, скорее всего, еще на первых титрах. Длинный был день, — мы находили под тридцать тысяч шагов — но хороший. Полный тепла, надежды, свободы.
Слушаю, как журчит вода в ванной комнате. Стены здесь, конечно, картонные. И думаю о том, что Данил там голый. Так близко ко мне, и в то же время далеко. Нестерпимо.
А потом вдруг смеюсь, вспоминая его шутки об отце! Данил мне нравится. Очень. С ним хорошо и молчать, и работать, и болтать... С ним хорошо всё. Но лучше всего, конечно, заниматься любовью.
Я немного волнуюсь, когда поднимаюсь с постели и подхожу к зеркалу. Стягиваю джинсы, свитер. Данил сказал, что я очень красивая и особенная.
Может, и правда не нашлось больше дурочек с ним быть? Может, не просто так девушка ему изменила? Но для меня он пока... лучший. Самый-самый.
Я расчесываю волосы. Снимаю лифчик и стринги, складываю их в рюкзак.
Осторожно открываю замочек в ванную, захожу.
Данил стоит ко мне спиной, босиком на плитке под потоком воды. Смывает шампунь с волос. Стеклянная дверца запотела, но всё равно видно, как пенная вода стекает по его плечам, широкой спине, крепким ягодицам. На его фоне я тонкая и хрупкая, это приятно осознавать. Рядом с большим мужчиной чувствуешь себя особенно защищенной.
Я чуть приоткрываю рот, любуясь его телом. Подаю вперед грудь, воображая на себе его поцелуи. Прислушиваюсь к себе, своим желаниям. Сердце ускоряется, а внизу живота, между бедер, начинает знакомо ныть.
Время идет, а я по-прежнему хочу Данила.
Он оборачивается и смотрит на меня. Первый порыв — прикрыться, но Данил не комплексует, стоит ровно, и я тоже не выделываюсь. Он молча разглядывает меня сверху вниз. Задерживается на губах, груди, пупке... Его взгляд ощупывает почти осязаемо, от похоти, что горит в глазах, сбивается дыхание.
Данил делает мимолетное движение головой, приглашая. И я решаюсь.
Захожу в душевую кабину. Он отступает на пару шагов, пуская меня под поток воды. Я подставляю ей лицо, умываюсь. Тут тепло, влажно, но расслабиться до конца не получается. Потому что близость чужого тела обжигает.
Данил наблюдает за мной секунд десять, я уже думаю, что он сейчас уйдет, но в этот момент две ладони ложатся на талию и тянут в сторону. Горячие влажные губы прижимаются к шее.
Дрожь прокатывается по телу. Я прикусываю губу, чтобы не застонать, и закрываю глаза.
Данил целует. Целует меня, скользит губами, языком захватывает в плен кожу, посасывает ее. Он не торопится.
Ладони шарят по моей талии, по животу, ягодицам. Данил касается внутренней стороны бедер. Трогает везде, мимолетно задевая промежность. Всё вместе это так приятно, что я чуть шире расставляю ноги и начинаю постанывать в такт его действиям.
Данил рывком подтягивает меня за бедра к себе, давит на поясницу, заставляя прогнуться. В следующую секунду его пах плотно прижимается к моим ягодицам, а зубы покровительственно сжимают мочку уха.
Я чувствую, что полностью в его власти, эта мысль возбуждает сильнее. Запах его тела окутывает, жадно втягиваю его носом, словно желая напитаться. Упираюсь ладонью в плитку, чтобы встать устойчивее, а то колени подводят.
— Хочу тебя, — шепчет он мне. — С ума по тебе схожу, Марина.
Следующий стон, что вырывается из моего рта, получается жалобным и громким.
— Да, так, — его голос звучит хрипло, будто надломленно. — Я иду дальше?
Нервно киваю. Его член касается моей нежной кожи, гладит там. Я привстаю на цыпочки, чтобы компенсировать разницу в росте, и крепко зажмуриваюсь. Выгибаюсь сильнее. Толчок заставляет вскрикнуть.
Удовольствие пронзает. Оно уже не ново, всё мое существо помнит, как это — быть с Данилом. Я предвкушаю и легко расслабляюсь, позволяя насадить себя до упора. Данил одной рукой приподнимает мою ногу и проникает еще глубже, второй обхватывает грудь. Он держит крепко, в его руках я будто невесома.
Нервно впиваюсь пальцами в кафель и стою на пальчиках одной ноги. Данил фиксирует мое положение и начинает трахать. Быстро, жарко. Невообразимо хорошо!
Мои стоны громкие и горячие, он сзади и ругается, но разве я когда-то кого-то слушала?
— Тише, — просит Данил. Он не может закрыть мне рот: пол скользкий, он держит меня обеими руками. — Прикуси язык.
— Что?
— Пусть не слушают. Как я тебя е*у. Это только для меня. Ты для меня.
Это так грязно и горячо, что при следующем толчке я совсем с ума схожу и кричу. Тут же получив шлепок по заднице.
Он мог бы остановиться и перетащить меня в постель. Мог бы выйти из моего тела и развернуть меня, заткнуть рот своим языком. Он мог бы...
Боже, да он... не в состоянии прерваться!
Данил хотел все эти дни и наконец дорвался. Его терпение лопнуло. Ритмичные движения становятся лишь быстрее, как и частота дыхания. Все наши действия стремятся к тому, чтобы погасить нестерпимую потребность.
