потом отправлюсь за тобой в ад — свой родной дом — и там продолжу испытывать тебя на прочность. Только так ты можешь искупить свою вину передо мной. Только так!
Плевако дрогнул на этих словах, будто обращались лично к нему, выронил телефон из рук. К счастью, видеозапись сохранилась, и Ахматову не требовалось повторять сказанное.
За считанные секунды Лев снова стал человеком, туман рассеялся, и только клочья одежды, свисавшие на нем, и поломанный ошейник, выдавали недавнее перевоплощение хронума.
Глава 12
Наш разговор с Плевако продолжался еще около двух часов. Я рассказал ему все, что посчитал нужным. Отдельно мы остановились на пропавшем без вести виконте Суходольском. С трудом подбирая приличные слова, рассказал ему о смерти виконта, правда, иногда называл виконта ублюдком, понесшим заслуженное наказание. Однако Плевако не соглашался со мною, пытаясь убедить, что любая человеческая жизнь имеет свою ценность, и на каждого из нас у Бога есть промысел.
И все же, простой вопрос: «Откуда у тебя столько денег, Лев?», заставил меня напрячься. Долго я не решался рассказывать ему о подрывах элеваторов и моих спекуляциях на финансовом рынке, но Плевако в очередной раз напомнил мне об адвокатской тайне.
Я сдался. Вкратце рассказал адвокату о схемах заработка. Он выслушал бесстрастно, кивал только головой по ходу рассказа. Его недоумение вызвало лишь то, что я не прогоняю деньги, полученные незаконным путем, через свои предприятия, для их легализации. Назвал мне новую статью, которую, возможно, мне добавят к «коротенькому» списку уже имеющихся дел.
Вскоре занесли мои личные вещи. Все необходимое: трусы, носки, сменную одежду, блок сигарет «Ахмат». Все, кроме телефона.
Почему такая несправедливость? Ведь мои сокамерники не ограничены в пользовании гаджетов.
Плевако ответил:
— Вполне могут запретить, Лев. Аристократы на то и аристократы, что им дозволено больше, нежели простолюдинам.
Я дал ему контакты Залевской, и мы распрощались на доброй ноте. Адвокат заверил меня, что все будет хорошо, не уточнив, для кого.
Молох все это время терпеливо ждал, пока мы закончим. Он появился во время нашего разговора с Плевако, и громко дышал мне в затылок, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поторапливая завершить встречу с адвокатом.
Когда Аркадий Францевич покинул комнату для свиданий, в нее вошел старший грандмейстер полиции.
— Лев Константинович, рад вас видеть в этих стенах.
Звучало это весьма двусмысленно. То ли он действительно был рад меня видеть, то ли рад был видеть именно в этих стенах: прикованным наручниками, и с ошейником, подавляющим дар.
«Кстати, где он?» — этот вопрос читался в глазах грандмейстера, пристально разглядывающего мою шею.
— И вас категорически приветствую, Вячеслав Викторович.
Я стоял перед ним совершенно голый, и даже не стал прикрывать своего хозяйства. Впрочем, Полунина мой вид не смутил.
— Вас оставить одного? — правильно понял он мои намерения одеться.
Хронум девятнадцатого ранга так огромен, что никакая одежда после перевоплощения не выдерживает. А ведь на мне были специальные трусы: с любовью (хотелось так думать) подаренные Катей, и неприлично (для трусов) дорогие.
— Уж будьте так добры, Вячеслав Викторович.
Оставшись с Молохом наедине, я неторопливо начал одеваться, жадно поглощая информацию от контроллера:
— Шестьдесят три сквадовца сложили головы, сто сорок сильно покалечены. Многие потеряли конечности. Остальные сидят здесь же, в «Крестах», этажом ниже. Четверо бойцов дезертировали во время боя, но их выловили люди Аликперова и передали полисменам.
— Дядю тоже посадили?
— Нет. Он скрылся в подземных тоннелях Стивена. Там же на момент задержания находился Астай и четверо хакасов.
— Залевская?
— Она не попала под раздачу. Всех баб опросили и отпустили. Даже Марьяну. Романов хорошо помог. Разместил наших людей в гостинице. А его лекари занимаются сейчас ранеными.
Все, о чем рассказывал мне Молох, вызывало внутреннее удовлетворение: количество погибших невелико, утраченные конечности скоро снова отрастут. Достаточно было восстановить силы, обернуться гравером и одаренный запустит регенерацию своего тела. Выстоять против многотысячной армии одаренных и потерять лишь шесть десятков… Как же я недооценивал полководческий гений Егора. А еще меня смутило произнесенное им слово «наших». Кажется, я упустил момент, когда Молох начал считать моих людей и своими?
— Где Егор?
— В камере с дезертирами.
— С-суки! — вырвалось у меня из-за подлого поступка безопасников.
— Вячеслав Викторович! — рявкнул я на дверь, и он мгновенно появился в проеме. — Куда вы посадили Егора Бероева?
Полунин не решался мне отвечать, нервно пожевывая свои губы.
— Ну же⁈ — в гневе зажег вязь узора, добавив голосу демонических ноток.
— Сидит в камере, где и остальные твои люди.
— С кем именно⁈
— С твоими бойцами. Имен я не знаю, — продолжал он играть придурковатого полисмена.
— Распорядитесь перевести его в одиночную камеру!
Наши взгляды схлестнулись в долгом противостоянии. Я осознавал, где нахожусь и что делаю. У старшего грандмейстера в распоряжении целое крыло в «Крестах» и несколько сотен подчиненных. Я же пришёл в чужой монастырь со своим уставом. Устанавливаю свой порядок. Плешивая голова грандмейстера только качнулась от такой наглости.
Но этот сучара решил наверняка засадить моего Егора. И я никак не мог этого допустить. Зная нрав сурового вояки, я был уверен, что над дезертирами суд состоится в ближайшее время, когда начальник сквада узнает об их предательстве. А возможно, суд уже свершился.
* * *
Полунин находился в замешательстве. Не знал, как ему реагировать. Рядом находились его подчиненные, внимательно слушали странный разговор, при котором их руководитель покорно стоял и слушал наглеца Ахматова, не предпринимая ровным счетом никаких действий. Поведенческие шаблоны начальника стирались на глазах, уважение к старшему грандмейстеру стремительно падало.
«Послать его нахер, а лучше пристрелить, как дворовую псину!», — так думали немногие полисмены, те, кто не успел осознать, какая рыба попалась в их сети. Позже они сходят в церковь, поставят свечку, и будут прославлять Бога, сберегшего их от неминуемой смерти. Но сейчас они находились в сладком неведении.
Когда грандмейстера известили об избиении Ахматова, по спине Полунина пробежался холодок ужаса. Еще свежи были воспоминания о видеозаписях,
