в которых ещё лежал снег, после чего руками отогревали застывшие ноги. Летом я работал на огородах, ездил в лес за дровами на корове, участвовал в изготовлении кизяков из навоза. Мама работала в колхозе и дома помогала по хозяйству, доила коров, носила воду. За лето нам удалось приобрести для меня валенки, и следующую зиму я учился в школе, где окончил 6 класс. Большинство преподавателей школы были набраны из эвакуированных, не имевших специальной подготовки, и школьные программы были сокращены и упрощены, но это я понял позже.
Ни электричества, ни радио в деревне не было, не видели мы и газет, не говоря о кино. О событиях в стране и на фронте узнавали в основном из писем родственников, фронтовиков и по слухам от людей, бывающих в Шипуново.
Летом 1944 года я был направлен колхозом с лошадью Голубухой в распоряжение бригады топографов, производивших съёмку местности.
Целыми днями я верхом с рейкой наперевес носился по степям и оврагам, лесным околкам и населённым пунктам, устанавливая рейку в заданных мне точках. Питались мы хорошо, но горячую пищу готовили только утром и вечером. Вечером распрягали и рассёдлывали лошадей, отпускали их пастись, а сами устанавливали палатку, разводили костёр и варили пищу. У каждого в бригаде были свои обязанности: дрова, вода, продукты, лошади и т.д. За лето мы отсняли большой район, проехали сотни километров и получили много полезных навыков. Мне эта работа очень нравилась.
К осени мы получили вызов от родственников мамы из города Боровичи и в начале сентября, распрощавшись с нашими гостеприимными хозяевами, двинулись в обратный путь. В пассажирском вагоне мы доехали только до Новосибирска. Попасть на поезд, следующий в западном направлении, было невозможно.
Прекрасный Новосибирский вокзал был забит желающими уехать. Только через несколько дней томительного ожидания нам удалось сесть в специально сформированный для разгрузки вокзала эшелон, следующий до города Новгорода.
В товарных вагонах эшелона не было даже нар, спали на своих вещах, которых было уже немного. Двигались очень медленно, подолгу простаивали на запасных путях и разъездах мелких станций, не имеющих магазинов, где можно было бы выкупить хлеб по рейсовым карточкам и набрать кипятка. Никакого расписания не было. Бывало, только разведём костры для приготовления пищи и чая, как поступает команда об отправке.
Уже в конце этого путешествия мы с товарищем в городе Волхов отправились в город через реку, чтобы выкупить хлеб, и отстали от эшелона, который должен был стоять до вечера, но был отправлен значительно раньше. Мы отправились вдогонку на рабочем поезде до станции Чудово, где должны были сойти наши матери для пересадки, но в Чудово мы никого не нашли. Наступила ночь, вокзал в Чудово был разбит, а домик, который временно служил вокзалом, был забит людьми так, что буквально некуда было ступить. Был конец октября, моросил дождь. Нам пришлось коротать ночь на грязном крылечке какого-то киоска.
Утром мы вновь отправились в Волхов, но, никого не найдя, вернулись в Чудово, где, наконец, нашли своих матерей, которые, потеряв нас, в растерянности проехали Чудово до Новгорода и только потом вернулись сюда.
В пути мы находились почти два месяца, обносились, обовшивели так, что по приезде одежду и бельё пришлось сжечь.
Город Боровичи, куда мы приехали, находится в 30 километрах от дороги Москва-Ленинград, в конце железнодорожной ветки, и относится к Новгородской области. Немцы в этот город не входили, хотя продолжительное время находились рядом, занимая Октябрьскую железную дорогу.
С продуктами в Боровичах было очень трудно, и промтоваров никаких не было. Мы приехали раздетые, без каких либо средств к существованию, не имели жилья. Наши комнаты в Ленинграде были заняты, по рассказу родственников, оставшихся в Ленинграде, управдом продал их за две булки хлеба кому-то постороннему. За жилплощадь надо было судиться, а у нас не было ни сил, ни средств.
В Боровичах на первых порах нам помогли родственники, хотя и сами жили впроголодь. Я поступил учиться в 7 класс, но опоздал на два месяца к началу учебного года и заметные пробелы в знаниях, полученных мною в 5-6 классах, были ощутимы. На моё счастье в это время в Боровичском горно-керамическом техникуме был объявлен приём на подготовительные курсы для имеющих шеститиклассное образование.
Рабочая карточка на продукты и стипендия, положенные студентам, были решающими аргументами для моего туда поступления.
Впрочем, никогда впоследствии мне не пришлось пожалеть об окончании этого заведения. Во-первых, специальность огнеупорщика довольно дефицитна, а, во-вторых, прекрасный педагогический коллектив дал глубокие знания по выбранной специальности.
3. «На Урале можно жить!»
В зиму 1948—1949 года я впервые познакомился с Уралом, будучи на преддипломной практике на Саткинском комбинате «Магнезит». Сама Сатка с чёрными покосившимися домишками, с выжженной каустическим магнезитом растительностью, от которой на окружающей город территории остались одни пеньки от деревьев, заваленная горами пустой породы и покрытая тучами дыма и пыли, производила угнетающее впечатление. Но здесь я получил возможность впервые в жизни по настоящему хорошо заработать, поступив на рабочее место слесарем и участвуя в различных сверхурочных аккордных работах. Поэтому в целом об Урале сложилось впечатление как о месте, где можно жить. Заработанных денег хватило на приобретение отреза шевиота для первого в моей жизни костюма, первых наручных часов и полуботинок.
Защитив в 1949 году диплом, я получил специальность техника-механика по оборудованию огнеупорных заводов и был отправлен на Урал в город Кыштым. О Кыштыме в то время уже ходили слухи как о месте, где построен первый в Союзе завод по производству ядерного оружия, и о том, что для проживающих там созданы невероятно хорошие условия.
Ещё по пути в Кыштым я впервые увидел, как хороша природа на Урале. Поезд из Челябинска в Кыштым уходил около полуночи и преодолевал в то время эти 90 километров за 8 часов.
И вот 7 сентября я проснулся ранним утром во время стоянки на каком-то разъезде уже недалеко от Кыштыма, вышел из вагона и был поражен невероятной красотой открывшегося мне пейзажа. Солнце только взошло, тихое озеро, окружённое ещё зелёными деревьями, склонившими свои ветви к самой воде, рыбачья лодка, цепочка гор, видневшихся вдали, и невероятная тишина навсегда остались в моей памяти.
Правда, в Кыштыме мне пришлось пережить большое разочарование. Во-первых, Кыштым не имел никакого отношения к знаменитому ядерному соседу, во-вторых, огнеупорный завод, на который я прибыл, был крохотным «демидовским» предприятием с невероятно устаревшим оборудованием и преобладающим ручным трудом, а в-третьих, оклад, назначенный мне как мастеру ремонтно-механического цеха, составлял всего 67 рублей и
