Боги, Ревинзер определенно лгал. Так что же, сворачивать операцию вот прямо сейчас? Пятиться по-рачьи, когда мы в двух шагах от победы?
Принимай решение, император.
Кавалькада достигла подножия Кургана, где у дороги, ведущей к Храму, стояли два огромных и гнусных на вид человека с алебардами, чьи головы казались крохотными по сравнению с массивными телами. Уродство какое-то редкостное… Рядом с ними неподвижно застыл живой бурдюк с салом — тот самый Палач. О них, о трех этих существах, давно потерявших свои людские души, рассказывал Бришер… Палач выглядел самым гнусным из трех. Нос его напоминал хобот, какое-то редкое телесное уродство, свисал до самой верхней губы, вздернутой и толстой, обнажавшей два передних верхних зуба, похожих на крысиные клыки. Уши обрублены, лишь темнеют округлые дыры… Голова, похожая на самовар, выбрита, лицо забелено, глаза зачернены. Шеи нет. Голова сразу вырастает из массивных плеч. Одет в какие-то жуткие черные отрепья, словно одолжил у смерти черный саван, но смог натянуть, лишь распоров там и тут, так, что саван превратился в обрывки, кое-как прихваченные толстыми просмоленными нитями. На груди круглый щит, утыканный пиками. Ноги босые, с огромными ступнями. Меч — тяжелый, выгнутый, кажется, специально для него откованный, ибо обычному человеку такой просто не поднять, даже для Бришера он явно тяжел…
Решение, император, твое решение!
Вместе с Варвестом падет на Санкструм Тьма, та самая, что сковала в свое время Европу… Сейчас же просто сумерки, которые нужно рассеять, чтобы темнота не пала.
Я должен рискнуть.
Кавалькада начала подниматься по ступенчатой, выложенной камнями дороге. С мерзким скрипом распахнулись наверху ворота, ведущие в поганый Храм… Затеплились огни в его окнах. Варвест и прозрец въезжали в подготовленную мной ловушку. Или нет, Варвест-прозрец и двойник прозреца въехали в Храм.
Один за другим конники въезжали в распахнутые ворота. Всего их было чуть более сотни. Немалый отряд, но не такой уж и великий, против двухсот опытных бойцов…
Что Варвест сделает с черными дэйрдринами после коронации? Ведь такую массу активных фанатиков нет смысла держать постоянно под рукой. Их уничтожат? Перевешают? Устроят ночь длинных ножей? Или используют как таран при атаке на Варлойн и Норатор? В любом случае эти существа — расходный материал, которым пожертвуют.
Впрочем — почему я говорю о коронации? Ее не будет. Я не допущу.
Я принял решение.
Мы переглянулись с Шутейником, Заманом и Литоном.
Время!
Шутейник ловко снял торбу с котом с моей спины, я распустил шнур и выволок Шурика из горловины, прихватив под передние лапы. Кот был ужасно недоволен, пыхтел и жмурился от света.
— Демон-кот явился! — надсаживаясь, проорал Шутейник.
Заман, бросив убитого к своим ногам, подхватил его клич
Стук барабанов постепенно смолк. Оргазмические фанатичные выкрики стихли…
— Кот! Кот! Демон-кот! Спросит за грехи! — взвыл Шутейник зычно, как он умел, когда пел на площадях. И двести моих людей подхватили его клич, вкладывая в него испуг и безумие.
Я поднял кота над головой (этот негодяй и не думал сопротивляться), а меня, подхватив за туловище, подняли над толпой два человека баклера.
Я увидел серое людское море, колеблющееся, разреженное светом свечей. Видел блеск тысяч глаз, и, мне показалось так, прочел мятущиеся мысли тысяч человек.
Миг тишины. Абсолютной, всеобъемлющей, мертвой.
Толпа выдохнула — в едином порыве.
Кот мяукнул — слабенько и лениво. К виду толпы он привык, она его не пугала, он просто не был сейчас расположен играть на публику.
Затем мой инфовирус, который я запустил вместе с отпущенным дэйрдрином, начал работать.
Раздались первые выкрики ужаса.
Толпа колыхнулась, как огромное желе, как медуза, которая одновременно хочет уползти во все стороны сразу. Колыхнулась… и начала распадаться. Люди побежали во все стороны сразу, практически мгновенно впав в состояние безумной, безотчетной паники. Многоголосый вопль поднялся над полем.
Брай опустили меня на землю, Шутейник подставил торбу, куда был препровожден ошалевший кот. Я затянул горловину, и вновь водрузил торбу на спину. Ничего, Шурик, терпи, я не хочу, чтобы ты затерялся в этом хаосе.
Вместе с брай, алыми и людьми Литона я начал свое движение к подножию Кургана.
Глава 27
Волна ужаса шла от меня по полю, словно я был камнем, с силой брошенным посреди спокойного озера. Дэйрдрины разбегались во все стороны, топча друг друга.
Заман вспорол кинжалом балахон, сбросил его; поверх кольчуги на брай была кожаная жилетка с кармашками, где лежали метательные ножи. Он выскочил на Путь Страданий с прытью, которую нельзя было ожидать от столь крупного мужчины, пригнулся, словно готовился встать на четвереньки — действительно в эти мгновения похожий на огромного медведя, — помчался к стражникам и Палачу.
Стражи еще не поняли, что происходит, в их крохотные головы информация поступала с замедлением, а вот Палач, кажется, уже начал понимать, что к чему. Он захлебывался воздухом, разевая толстогубый рот, затем, слегка опомнившись, попытался поднять свое ужасное оружие.
Заман был уже у подножия Кургана. Остановился напротив врагов, распрямился…
Раз, два, три!
Я не успел даже моргнуть, когда три метательных ножа почти одновременно воткнулись в глазницы трех уродов. Отметил словно во сне: все три ножа вошли в левые глазницы, вошли глубоко, по самые основания кожаных рукоятей. Броски старого баклера были невероятно сильны.
Шутейник коротко хохотнул:
— Меткач!
Я перевел дыхание и расправил спину, которую пригибала к земле торба с котом. Кот вел себя беспокойно, крутился, мявкал, я боялся, как бы он не задействовал когти, чтобы освободиться. Я шагнул на Путь Страданий, оставляя позади клетку с умерщвленным Занзаком Турмалли, и быстро, насколько позволял груз, помчался к подножию Кургана.
Заман оглянулся, поймал меня взглядом. В глазах его была темнота. Я уловил его острейшее чувство всепроникающего гнева: сколько его собратьев пало от рук этих свихнутых сектантов?
Существенная часть плана, конечно, заключалась в том, чтобы подобраться к стенам и воротам Храма под видом паникеров, которые бегут сами не знают куда. За мной шло пятьдесят человек, остальные рассредоточились вокруг Кургана и уже начали подниматься по его склонам, благо, древние плиты, выломанные где-то в Китране, были настелены кое-как, с огромными просветами, да и угол наклона позволял идти по ним вполне быстро.
— Во славу Ашара! — тихонько воскликнул брат Литон, когда мы достигли подножия. Сотворил Знак Ашара над трупами: хоть и черные души, но пусть в посмертии им будет полегче…
