— Что? — оборачиваюсь я, оказавшись на улице.
Снова начинает накрапывать дождь. И без того серое село как будто становится еще унылее. Хочется поскорее закончить с визитом на бабулину могилку и ехать обратно в цивилизацию, чтобы не впасть в депрессию.
— Об этом, кроме меня и того следака, никто не знает. Я даже не в курсе, жив он или нет, потому что с тех пор мы не виделись. Ты поняла?
— На твой счет я давно все поняла, — опять бурчу себе под нос и, одернув платье, направляюсь к тропинке.
Я не была на кладбище ровно год. Трава разрослась, и, по-хорошему, нужно убраться на могиле, но вряд ли я успею это сделать, да и дождь в этом деле не помощник. Попрошу деда Ивана, когда заедем с Костей передать пакет продуктов, который купили для него в супермаркете.
За грудиной неприятно тянет, когда я подхожу к выцветшей ограде и кладу цветы на черный холм. Мать, отец, бабушка и еще несколько родственников похоронены здесь, в одном месте. Считай, вся родня. В позапрошлом году я обратилась по земельному вопросу в администрацию поселения и получила от них письмо, что через несколько лет на этом участке собираются построить федеральную трассу. Ни к чему подобному я не была готова и до сих пор не могу смириться с тем, что, возможно, больше некуда будет приезжать. Ощущение такое, будто отбирают последнюю ниточку, связывающую с родом.
Зоя, прочитав письмо, пожала плечами и сказала, что рано или поздно она все равно бы перестала ездить на могилу, а память в первую очередь в сердце. Тогда я ничего не ответила, а сейчас понимаю, что это неправильно, так быть не должно.
Костя вон четыре года не может прийти в себя после смерти близких людей и жаждет отомстить за их гибель, а ведь мог бы таскаться по бабам и заливать горе алкоголем, превратиться в такого же обрюзгшего пьяницу, как Генка. Но Гончаров стал миллионером. Правда, теперь вдруг решил перечеркнуть свою прошлую жизнь жирной чертой. Хоть ищи контакты Артура Багдасарова и проси его, чтобы помог отговорить своего партнера от опрометчивых шагов. Пока Костя (по его словам) был связан обязательствами с этим человеком и его семьей, он и не затевал никакую месть. Так что же стало катализатором, побудило к действию? Почему Гончарова никто не хочет остановить? Неужели всем плевать, что он рушит свою жизнь? Разве Рафаэль может называться после такого его другом?
Я провожу рукой по шершавой ограде и кресту. Временами я безумно скучаю по бабушке, у нее был внутренний стержень, она умела сохранять спокойствие и рассудительность в любой ситуации. Бывало, приду домой с учебы в плохом настроении, и бабуля всегда подбодрит, скажет ласковое слово, вкусно накормит, согреет своей заботой. А сейчас что? Уже много лет я одна-одинешенька. Еще и Зойку запустила. Да и свою жизнь в не пойми что превратила, безответно влюбившись в циничного человека.
— Бабулечка… — вздыхаю я, глотая слова о том, как соскучилась. — Я постараюсь еще приехать. Хотя совершенно без понятия, где окажусь через месяц или полтора и что со мной будет дальше. Но знай: ты навсегда в моем сердце и памяти.
Поджимаю губы и замолкаю, чувствуя, как подступают слезы, как душу рвет на части от тоски. Прекрасно помню бабушкины слова перед смертью: чтобы я жила полной жизнью, не шарила по закоулкам памяти, а продавала дом и уезжала с Зоей в город.
Дом я не продала. В нем сейчас живет Генка. Он позже выплатил нам с сестрой часть суммы. То ли пожалел, то ли мозги ему кто вправил, но на эти деньги я сняла квартиру, и мы с Зоей перестали скитаться по маленьким комнатам. Наверное, поэтому я не берусь осуждать сестру. По сути, она ничего хорошего и не видела в жизни. Впрочем, как и я. Однако у меня даже мысли не возникало предать близкого человека. Правы девчонки: как так могло получиться, что при одном подходе к воспитанию у Зои начисто отсутствует жалость к другому? А ведь я бы последнее ради нее отдала.
— Пошли, — слышу за спиной тихий голос. — Не нужно здесь долго находиться. И вообще, после визитов на кладбище я всегда ощущаю себя не комильфо. Может, твои натальные карты дадут ответ, почему так? — В голосе Кости проскальзывают саркастичные нотки.
Обкурился он там, что ли, в машине? Разве не понимает, что меня задевают сейчас его слова?
— У знакомого своего, который с мертвыми разговаривает, спроси.
— Не помню, чтобы рассказывал о нем. — Костя задумчиво трет рукой подбородок, который зарос щетиной.
— Тогда бросай пить. Недавно принял на грудь и делился историями про Яниса, а еще говорил, что у Багдасаровых вся семейка немного того.
— Правда? — хмурится Гончаров.
Я киваю.
Он подходит ближе и смотрит на крест, затем переводит взгляд на тот, что стоит рядом.
— Может, памятник закажем? Завтра же всё установят и пришлют на почту отчет, — предлагает Костя, заметив нищенское убранство могил.
— Не надо, — возражаю я, смягчившись, но на душе все так же паршиво и тяжело. — Во-первых, у меня есть деньги, чтобы это сделать, да и бабушка настаивала оставить крест, а во-вторых, через пару лет здесь собираются построить федеральную трассу. Возможно, я сегодня была у бабули и родителей в последний раз, потому и хотела приехать обязательно. На случай, если предстоит скрываться год или около того по заграницам, после того как выполню условия, которые ты прописал в брачном контракте.
Костя обводит кладбище глазами.
— Его сравняют с землей?
— Сравняют, — печально вздыхаю я.
— Мы недавно строили завод на юге и сделали то же самое, — безразлично хмыкает он. — Это бизнес, Маша. С этим ничего не поделать. Тем более если вышло постановление и…
— Смотрю, ты не брезгуешь никакими способами, чтобы я воспылала к тебе негативными чувствами? — перебиваю его. — Только получается все с точностью до наоборот!
Не знаю, что на меня нашло. Наверное, это потому, что я живой человек и хочу взаимности? Ну или хотя бы какой-то определенности. Которой нет и, похоже, не предвидится.
Вспоминаю, с какой страстью Костя накинулся на меня, когда мы переступили порог гостиницы. Он овладел мной прямо на комоде, а потом понес в душ и там вовсю проявил свои оккупантские замашки. Как дорогой он показывал мой обморок на обочине и смеялся при этом так искренне, что сердце сжималось. Я тогда представила нас по-настоящему влюбленной парой и отвернулась к окну, чтобы спрятать от Гончарова свои слезы.
— Ты постоянно напоминаешь, что я с тобой на время, что мои чувства для тебя ничего не значат, что я въедливая и раздражаю своей заботой. Но мне все равно нравится быть рядом, а от мысли, что тебе плохо, становится больно вот тут. — Тычу в свое сердце. — Знаешь, о чем я сейчас думала, пока ты не пришел? Собиралась найти номер Артура Багдасарова и попросить его тебя остановить. А может, мне нанять киллера, чтобы он убил Антипова? Да, точно. Так и сделаю. Хочу свою часть денег. Немедленно. — Эмоции снова прут из меня, но я ни капли этого не стыжусь.
