машине.
— К Саше с Ниной.
Да, «Саша» в нашей семье популярное имя. Конкретно этот Саша — самый старший мамин брат. А Нина — его жена, соответственно. Садоводство у них давно, участок не очень большой, зато хороший большой дом. Понятно, почему у них решили собраться. Я, если честно, сильно волновалась. Бабушку увижу! Как же я скучала по ней все эти годы, Господи! Так, главное не реветь, это будет выглядеть странно.
Среди Кульмухаметовых Вова тоже смотрелся великаном. Даже Олег с Андрюхой, дядь Сашины сыновья, самые рослые из всей родни, были на полголовы его ниже. А родственников собралось человек сорок!
Бабушка смотрела на нас с любопытством. Я и забыла, какая она под конец жизни стала маленькая…
Не реветь!
— Баба, познакомься. Это Вова, мой муж.
Ой, что тут началось! Форменный гвалт. И удивления, и поздравления. И только бабушка тихонько сказала мне:
— Какой худенький… Ну, ничего, откормим…
— Да, баб… Он просто жилистый. Тонкий звонкий… — я всё-таки не удержала слёзы.
Как я рада, что здесь ты ещё жива. Как же мне тебя не хватало…
Вечером мы засобирались домой, и бабушка хотела с нами — но тут началось такое сопротивление! Для понимания картины нужно знать, что у бабы Раи на тот момент было семеро оставшихся в живых детей. Из десяти, такова грустная правда жизни. Но семеро — это тоже немало! И все они хотели, чтобы бабушка у них погостила. Трое ещё не успели быть осчастливлены.
— Да погостюй, пока лето и ноги бодро ходят, — обняла её я, — Смотри, какие погоды стоят! Красота!
Бабушка подумала — и согласилась. И правильно. Ещё год-два, и она совсем перестанет выходить из дома. Ступеньки, будь они неладны… Кстати, ковровое покрытие на зал надо цельное купить, чтоб не запиналась она и не падала.
ОТПУСК КОНЧАЕТСЯ, БЛИН!
В субботу мы двинули в лес, погулять и заодно пополнить мой гербарий. Вовка прихватил свою шпагу, для которой я сшила брезентовый чехол с лямкой через плечо, и выглядела она в нём неким странным музыкальным инструментом.
Я собирала листики-цветочки и наблюдала за мужем. Однозначно, получил он от старшего себя как минимум образы. И двигается уже лучше.
Ну, хорош.
Люблю я его, и смотрю восторженными глазами, что есть, то есть. Но это не отменяет того факта, что Вовка отличный фехтовальщик. А тут, понимаете ли, правильные движения — они, как правильное оружие, прекрасны. Поэтому люблю смотреть, как он фехтует и как тренируется. Красиво.
В воскресенье я внезапно поняла, что со всеми продлениями до конца Вовкиного отпуска осталась всего неделя, и чуть не впала в депрессию.
Хотя вот говорят, что разлуки типа укрепляют чувства…
Херня какая! Не хочу я ничего укреплять! Хочу, чтоб мой мужик со мной в постели спал. Тут я начала хлюпать носом и страдать. Вовка посмотрел на это дело и повёл меня гулять. Мороженками кормить и вообще утешать всячески. Вот какой он у меня молодец.
14 августа 1995.
Самое дурацкое, что до конца отпуска Вовы осталось пять дней, и до конца отпуска Василича — тоже! И подработать надо было, и с мужем хотелось подольше побыть. Хотя всё чаще у меня всплывала мрачное «перед смертью не надышишься». Вслух я так, конечно, не говорила. Тьфу-тьфу, лети, лети, никого не зацепи! Но мысли — куда их денешь…
Да ещё экзамены эти! Нет, сдавались они беспроблемно, но время же всё, время…
НУ И ВОТ…
18–19 августа 1995.
К пятнице я снова начала страшно грустнячить. И вообще! Последний день вместе, а я с этими тряпками да институтами… Пришла домой, а милый мой снова наготовил ужин, свечи, романти́к…
— Хочешь, пойдём погуляем?
— Не хочу. Хочу лежать с тобой рядом, обнимать. Пойдём, упадём?
И мы пошли. Забрались в наше гнёздышко на полу, обнимали друг друга и разговаривали до полночи.
А утром проснулись рано-рано и занялись любовью, нежно и неторопливо.
А потом он ушёл. Я, конечно, провожала, улыбалась в дорогу.
А потом лежала и ревела в подушку.
И дело даже не в новоприобретённых родственничках. Там же Э-э-эля, бл*дь. Эля-панеля. И Элин папа, чтоб его вспучило, который любому курсанту может устроить развесёлую жизнь. Как сказал Вовка: «Захочешь жить по уставу — ох*еешь…»
Мда, столько неприличных слов на квадратный сантиметр я уже давно не думала. Даже не знаю, писать — не писать?
Меня вот вчера Вовка пытался утешить. Что, мол, потом (когда вот эта родня меня типа примет) я прям стану для них сразу вся такая хорошая, и они за меня аж горой будут.
Я ему, конечно, в лоб лупить не стала, но разозлилась знатно. Да в *уй бы вы мне не упёрлись со своей потом любовью! Вы меня сейчас не приняли, исключительные, **ядь. А потом я не захочу. Как говорится, а будьте-ка вы живы и здоровы, да подальше от меня.
Вот такая я добрая.
23. МАЙН КАМПФ С ГРУСТЬЮ И ТОСКОЙ
СПЛОШНЫМ ТЕКСТОМ
Суббота, 19 августа 1995 продолжается.
И такого я от этой злости бодрячка словила, кто бы мог подумать! Срочно, срочно деятельности!
Что тут у нас? Отец вчера звонил, говорил, надо продукции ещё подвезти. Вот этим и займёмся. Между прочим, когда злишься, бязь рвётся ну просто на ура.
Ещё я хотела сходить в свою новую квартиру, но одной очково было. Подъезд там стрёмный, да и на углу без конца серые тени трутся. Чёт мне не хочется, чтобы меня за пару босоножек прибили…
Пока шила, завела большую стирку, с полуавтоматической «Сибирью» это та ещё эпопея, шланги на весь коридор.
Снова ревела. Нет, не так, чтоб в голосину, просто плакала тихонечко. Обидно мне было, ужас. Ну что за люди, а? Сердита я была на всех оптом — и на начальство Вовкино идиотское, и на родню его, которая, видите ли, оскорбилась неуважением. То есть, не считая краха глобальных планов на всю Вовкину жисть, претензия была ещё и к тому, что он меня загодя им не представил, разрешения на женитьбу не спросил и вообще свадьбу (в виде гулянки) зажал…
Да пошли вы!
Но обидно, капец…
Вечером позвонил Вовка.
— Здравствуй, любимая!
— Ой, как ты смог???
— Я в столовке… договорился, короче. У них тут свой телефон, отдельный.
Ясен пень, проплатил кому-то «телефонный абонемент». Но говорил всё равно негромко. Должно быть, чтобы не
