к поселку. Рудокопы, завидев начальство, двинулись ему навстречу. Мужчины и женщины окружили управляющего и его спутников тесным кольцом.
— Доброе утро, доброе утро, — начал управляющий. — Давайте поговорим. Но я не могу говорить со всеми сразу. Где ваши делегаты?
Вперед вышло несколько человек в низко надвинутых шляпах и с шарфами вокруг шеи.
— Здесь неудобно вести переговоры. Пройдемте на фабрику.
— Нет, только не на фабрику.
Управляющий выдержал паузу и оглядел рабочих.
— Тогда пойдем в клуб.
Процессия из пончо и юбок двинулась вслед за управляющим. Когда мистер Рит проходил мимо своего автомобиля с разбитыми стеклами и вмятинами от ударов камней, он сказал:
— Бедная машина! Она-то тут при чем?
В клубе все расселись вокруг управляющего. Остались стоять только помощник префекта и оба инженера.
Управляющий вынул пачку английских сигарет и стал угощать.
— Мы все здесь друзья. Здесь нет начальников и подчиненных. Все равны! Давайте поговорим, как подобает мужчинам. Согласны?
Кучальо обвел своих товарищей взглядом зеленоватых глаз, затем изложил требования рабочих и объяснил, что беспорядки на руднике возникли из-за того, что Эстрада выстрелом из пистолета ранил одного рабочего, а охранники убили другого.
— При виде убитого, рабочие разъярились, и их невозможно было сдержать.
— А знаете ли вы, какие мы понесли убытки из-за разрушений? — спросил управляющий. — В одной только пульперии — на сто тысяч боливиано.
Рабочие старались объяснить причины забастовки:
— Приемщики занижают вес добытой руды…
— Л какой хлеб нам продают в пульперии?.. Да и мясо не лучше… А ваши служащие смотрят на нас как на нищих попрошаек…
— Вы знаете, какая каторжная работа у проходчиков? Все они болеют легкими, и потом их никуда не берут.
Рудокопы просили обеспечить бурильщиков масками, предоставить отпуска женщинам по беременности, начать строительство больницы, поскольку пункта первой помощи с одним врачом на пять тысяч семейств явно недостаточно, организовать постройку жилищ для рабочих с таким расчетом, чтобы не нужно было проделывать путь в несколько километров, прежде чем доберешься до своей шахты.
Управляющий никак не хотел согласиться с утверждением, будто цены в пульперии выше рыночных.
— Сколько стоит фунт картофеля в Унсии?
— Тридцать сентаво, — сказал помощник префекта.
— Вот видите. А здесь — десять. А фунт сахара?
— Тридцать сентаво.
— А здесь — пятнадцать. Компания теряет на пульперии миллионы.
Кучальо возразил, заметив, что компания никаких потерь не несет, а просто оплачивает их труд натурой.
— Значит, вы не желаете, чтобы компания платила за вас полную стоимость фунта сахара, и предпочитаете получить разницу в пятнадцать сентаво на руки?
Рабочие несколько растерялись. Управляющий закончил тем, что пообещал пойти на уступки, для чего он должен будет проконсультироваться с управлением в Ла-Пасе.
— Я не хозяин рудника. Если бы это было мое, я все отдал бы вам. Так вы вернетесь к работе?
Делегаты сказали, что они поговорят с рудокопами, ио что для возобновления работы нужны гарантии, — чтобы обещания не оставались только обещаниями и чтобы не было репрессий против забастовщиков, и более того: компания должна возместить убытки семье убитого рабочего и семье раненого.
Мистер Рит встал, пожал руки делегатам и, уходя, сказал:
— Нужны переговоры, только переговоры и никаких драк. Согласны?
Когда управляющий выходил из клуба, толпа оборванцев вела себя уже совершенно иначе:
— Да здравствует мистер Рит! Долой обманщиков! Долой Ардилеса! Да здравствует мистер Рит!
Мистер Рит вернулся в контору, где его ждали бледные, невыспавшиеся, пропахшие табаком служащие. Он попросил соединить его с Оруро и заперся с Пачеко в кабинете.
Примерно через полчаса, ровно в двенадцать дня, произошло нечто необычайное: раздался протяжный гудок паровоза.
— Солдаты! Войска! Солдаты прибыли!
Лица старших служащих засияли от радости.
— Пусть теперь горлопанят. Теперь этим бандитам дадут прикурить!
Компания сразу же взяла на себя заботы по снабжению и расквартированию солдат. Ардилес лично вручил каждому солдату по двадцать боливиано, сигареты и консервы. Толстый смуглолицый майор Айювирй был помещен в доме управляющего, с которым он имел длительное совещание. Ровно в полдень он пожелал принять делегатов в префектуре.
На переговоры пришел Кучальо с тремя товарищами. И сразу же солдаты, угрожая применить оружие, прикладами разогнали любопытных.
Городок под цинковыми крышами заволновался: тайна, обволакивающая здание префектуры, куда вошли делегаты, тревожила всех. Толпы людей появились на перекрестках улиц. Солдаты разгоняли толпу в одном месте, но люди собирались в другом, отовсюду неслись крики:
— Измена! Измена!
— Назад! Назад!
— Мы хотим видеть наших товарищей, хотим говорить с управляющим!
Вдруг в дверях префектуры появился красный от ярости майор Айювири. Раздался пронзительный свист и потом — взрыв криков такой силы, что, казалось, задрожали стены и крыши домов.
— Не пустим грузовик!
В какой-то момент темная людская масса еще больше разбухла, вобрав в себя людей, прибывших из Льяльягуа.
— Не пустим грузовик! Не позволим увозить наших товарищей.
— Долой Рита! Долой компанию! Да здравствует народная армия!
Волны ярости, рожденные нищетой и отчаянием, одна за другой прокатывались по этому огромному людскому морю. Перед рабочими появился взвод солдат с ружьями наперевес. Жены задержанных депутатов бросились на солдат с кулаками. Какой-то малорослый солдатик ударом приклада разбил голову рабочему. Посыпался град камней. Взвод отступил. Толпа прорвала кордон на флангах и устремилась вверх по улице. Солдаты бежали, роняя фуражки. Женщины пронзительно кричали.
— Осторожно! Не ходите туда, не ходите!
— Они будут стрелять! Бегите, бегите!
— Остановитесь, братья!
В то время как одна группа людей, втянувшаяся в узкие улочки, отступала, прижимаясь к домам; с другого конца городка с криками двигались рудокопы, швыряясь камнями.
«Бах, бах, ба-бах!» — прогремели ружейные выстрелы.
«Та-та-та-та!» — зловеще застрочил невидимый пулемет, поливая свинцом толпу, улицу, дома.
Крики бились в дверях домов. Словно ворох листьев под порывом ураганного ветра, толпа распалась, рассеялась, люди бежали, усеивая площадь и улочки шляпами, накидками, узлами.
Городок замер в оцепенении, и только одинокие выстрелы еще резали тишину. Двери наглухо заперты. Все сковано молчанием: домишки, застигнутые смертью люди. Лишь струйки крови неслышно текли по пыльным камням мостовой, оттеняя алой каймой тела убитых.
Несколько беременных женщин перебежали улицу. Они разыскивали своих мужей. Солдаты приказали им вернуться. Весь город теперь был в их руках. С наступлением ночи двенадцать убитых и четверо раненых были доставлены в больницу. А женщины продолжали искать.
В полночь военный патруль прочесал дорогу от города до поселка и от поселка до фабрики, позади которой чернели высокие трубы обжигных печей. Несколько позже по безлюдной дороге протарахтел грузовик с погашенными фарами, и вскоре из одной трубы повалил дым. Столб дыма затмил луну, и в кромешной тьме было видно, как мигал огонь,
