и боеспособностью все войска старой Европы - это тоже не сложно, если горсть революционеров овладела властью и располагает монополией на средства информации.
Печатный станок удивительно быстро превращает почти каждую оригинальную идею в материальную силу: будь то весть о военном мятеже в Испании, или о первом пароходе на далекой реке Гудзон, или о том, что стрелка компаса отклоняется вблизи проводника с током. Первое из этих сообщений разом превратило побежденных бунтовщиков Латинской Америки в победителей и повелителей дюжины новых агрессивных республик - от Мексики до Огненной Земли. Второе сообщение на глазах изумленных адмиралов и министров преобразует морскую торговлю и войну на море. Суда, не зависящие от ветра, скоро превратят Атлантический океан в такое же “торговое озеро” человечества, каким еще в римскую эпоху стало Средиземное море. Пока тягачи-пароходы учатся выводить на боевую позицию в штиль многопушечные линейные корабли; скоро они сами оденутся стальной броней и вытеснят славный парусный флот в увеселительную сферу. Если бы Наполеон первым угадал это будущее и поддержал проект Фультона – возможно, Французская империя уцелела бы, заживо проглотив и освоив неодолимую промышленную Англию…
Но этого не случилось. Очевидно, военный гений может совмещаться в одной голове с политическим талантом - но для научной прозорливости места при этом не остается. Так случилось с Наполеоном; так было и с его соперником – Лазаром Карно, оставившим Математику ради спасения Республики. Он прославился как Организатор Побед, не испачкал рук в крови друзей, уцелел под всеми волнами Террора, подарил Франции два народных университета (политехнический и педагогический) – а теперь доживает свои дни в изгнании, на немецкой земле…
Впрочем, старый Карно может спать спокойно. Его сын - молодой Сади Карно – не покинул царство науки ради политических страстей, и теперь он стоит на пороге великого открытия в физике теплоты и энергии. Уже тысячи лет люди используют движущую силу огня; пока на этом пути встречались лишь удачи, оплаченные великим трудом первооткрывателей – от первого гончара и кузнеца до изобретателей пороха и паровой машины. Но теперь Карно-младший обнаружил пределы этого роста: чего НЕ МОЖЕТ сделать никакая тепловая машина, при любых затратах топлива. Из первого скромного ограничения на КПД тепловых машин вырастут два великих природных закона: сохранения Энергии и возрастания Энтропии. Их первооткрыватели Гельмгольц и Клаузиус родились как раз в 1821 году! Так, вслед за ньютоновой механикой, термодинамика входит в ряд зрелых наук – а за нею, кажется, поспешает электродинамика…
Вспомним, как в 1760-е годы шотландский химик Джозеф Блэк впервые задумался о разнице между теплотой и температурой. Во что превращается теплота огня, когда он испаряет воду или плавит лед - все это при неизменной температуре ? Через 10 лет после открытий Блэка его младший друг - инженер Джемс Уатт – изобрел универсальную паровую машину, а к началу 19 века английские промышленники уже забыли, что у Уатта были какие-то предшественники. Наступил век пара – с пароходами, паровозами и железными дорогами. Первая такая дорога откроется в Англии в 1825 году – всего через шесть лет после смерти Уатта…
В сфере электричества эта история повторяется, с заметным ускорением. В 1800 году Алессандро Вольта построил первую химическую электробатарею а всего через полгода Вильям Никольсон разложил с ее помощью воду на кислород и водород. Еще через шесть лет Хамфри Дэви выделил с помощью электрической дуги сразу шесть новых металлов: от натрия до бария. Старая тепловая химия мигом породила новую электрохимию – задолго до того, как физики поняли, из чего состоит электрический ток.
В 1821 году до такого понимания еще далеко; но уже прогремел на всю Европу неожиданный опыт датчанина Йенса Эрстеда. Он заметил, что магнитная стрелка отклоняется вблизи проводника с током - а через пару месяцев француз Андре Ампер научился измерять величину тока с помощью нового эффекта. В том же 1821 году сэр Хамфри Дэви обсуждал эту новость со своим столь же знаменитым другом – химиком Волластоном, “отцом платины”, открывателем палладия и родия. Два мэтра не придумали ничего нового но при их беседе присутствовал молодой Майкл Фарадей…
Через 10 лет он построит первый электромотор и первый генератор электрического тока. Таким образом, век электричества начнется всего через 60 лет после века пара. Но пока Фарадей не торопится стать электриком; сначала он намерен объединить физику газов с физикой жидкостей. Тысячи лет люди кипятят воду; уже сотни лет они умеют превращать в жидкость пары воды или спирта. Почему бы не сделать нечто подобное с иными парами и газами: с водородом, кислородом, углекислотой ? Превратить знакомый всем газ в новую невиданную жидкость – это было бы славно! Вскоре это удастся Фарадею: в 1823 году он последовательно ожижит углекислоту, хлор, сероводород и бромистый водород. Одно это открытие прославило бы ученого на века – наравне с Колумбом или Магелланом!
Действительно: молодой 19 век уже наплодил десятки новых Колумбов и Магелланов, о чем никто из ученых не мечтал в эпоху Ньютона. Дело в том, что Ньютонова революция в науке давно завершилась – хотя еще живы ее последние герои. Патриарх Вильям Гершель разменял уже девятый десяток лет; но астрономы вообще живут долго, а открыватель планеты Уран обязан прожить на Земле хоть один “урановский” год… Пьер Лаплас на десять лет моложе Гершеля: он являет собою звено, связующее новую физику с ньютоновой механикой. Крупнейшим успехом Лапласа было доказательство устойчивости Солнечной системы – а крупнейшей его неудачей стала неспособность объяснить ПРОИСХОЖДЕНИЕ этой системы. Если движение планет вечно по времени “вперед” – значит (согласно Ньютону) оно вечно и по времени “назад”! Значит, Солнечная система была ВСЕГДА – и всегда была такою, как в наши дни и века ?
Не хочется этому верить! Слишком переменчива жизнь на Земле и под Солнцем, чтобы примириться с неизменностью Солнца и Земли. Еще в 1812 году Жорж Кювье опознал по костям неслыханного летающего ящера с крылом, натянутым на одни палец – птеродактиля. Если был один такой монстр – значит, их было много, и разных! Не предшествовал ли целый мир ящеров нынешнему миру млекопитающих – подобно тому, как мир римлян и греков предшествовал миру англичан и французов ?
Эта дерзкая мысль с трудом умещается в голове маститого Кювье – хотя он ровесник Наполеона и был его любимым сотрудником, так что прошел отбор на гибкость и широту ума. Напротив – Жан Ламарк на четверть века; но он еще в 1809 году выдвинул первую программу
