которые расходятся по миру подобно эпидемиям.
В моей работе всегда находится место маленьким добрым делам – главная их прелесть в их анонимности. Например, у экипажей принято готовить кабину для следующего полета – для команды, с которой они, возможно, вообще никогда не встречались и не встретятся. Перенастроить радио на частоты, которые больше подходят для старта, чем для посадки; уберечь коллег от жары, опустив солнцезащитные щитки – ведь остывать кабина может несколько часов; стереть последнюю высоту снижения и заменить ее первой высотой – для взлета. Как приятно перед одиноким ночным рейсом зайти в пустую кабину и обнаружить в царстве равнодушных механизмов эти следы человеческого участия!
Хотя воздушное пространство может показаться не слишком приспособленным для установления прочных уз между теми, кто в нем работает, такие узы порой все же возникают. Мы часто встречаем праздники в самолете или за границей, далеко от дома; и разумеется, трудно не проникнуться теплыми чувствами к людям, встречавшим с тобой Рождество в Эр-Рияде или Новый год в Стамбуле. Однажды я по срочным семейным делам летел пассажиром из Великобритании в США. Перед отправлением мой руководитель в Хитроу встретился с экипажем этого самолета, объяснил, какие у меня обстоятельства, и во время полета все бортпроводники – никого из них я не встречал ни прежде, ни впоследствии – обходились со мной заботливо, будто с близким другом: лучше, чем кто бы то ни было, они понимали, чего в такие вечера не хватает людям нашей профессии.
Иногда сдружиться помогают вьюги, ураганы или наводнения, способные на несколько дней отрезать аэропорт или целый регион от остального мира. В гостинице на краю света, этом временном доме нашего временного сообщества, ничто не объединяет людей так сильно, как общая невозможность вернуться домой.
Когда пепел исландского вулкана заполнил воздушное пространство над большей частью Европы, я был в Кейптауне между двумя перелетами. Мы с коллегами планировали остаться в Южной Африке на две ночи, но вернуться домой смогли лишь через десять дней, да и тогда мы узнали, что вылетаем, буквально за несколько часов до отправления. В те десять долгих дней мы развлекались, представляя Европу без авиации. Как же нам теперь добраться домой? Я никогда так явственно не ощущал огромности Африки и всего мира, как в те дни, когда внезапно лишился доступа к машине, что перенесла меня через Черный континент. Мы размышляли, как можно проехать по Африке наземным транспортом. Что там с железной дорогой Кейптаун – Каир, она еще действует? Или, может, сесть на мотоциклы, проехаться по западному побережью, добраться до Касабланки и ждать там, как беженцы, в грязной и рваной униформе, возможности попасть в Европу? Наш беспомощный 747-й томился на стоянке в аэропорту Кейптауна. Мы шутили, что стоило бы позвонить в Лондон и попросить разрешения подняться в воздух и пролететься с туристическими целями над горой Столовой, или над намибийским Берегом Скелетов, или даже над водопадом Виктория.
Мы со вторым пилотом хорошо поладили. По утрам мы выезжали на автомобильную прогулку, мало-помалу исследуя Западно-Капскую провинцию. Мы разговаривали о полетах и о жизни, а в очередной раз услышав из новостей, что небо над Европой все еще не очистилось, мрачно ухмылялись и начинали обсуждать варианты досуга на следующий день. С тех пор я ни разу с ним не летал, но благодаря случившимся где-то далеко в Северной Атлантике вулканическим выбросам он стал мне таким же близким другом, как остальные мои коллеги. Если мы снова встретимся в кабине 747-го или в ресторане какого-то отдаленного мегаполиса во время очередной нелетной погоды, нам будет что вспомнить.
Я часто встречаю пилотов, чья семейная история тесно связана с историей авиации: отец был инженером в «Конкорде», двоюродный дед – ас Второй мировой, дед летал в какой-то знаменитой, а ныне полузабытой компании – предшественнице нашей. Бывает, что пилоты вступают в брак с другими пилотами или бортпроводниками и иногда даже летают на одном рейсе. В моей компании двое пилотов – родные братья, а еще две летчицы – сестры. Порой вместе летают отцы и сыновья; недавно я слышал, что с одним нашим капитаном летела вторым пилотом его дочь.
Однажды я летел с пожилым командиром экипажа, который, помимо официального бортового журнала, вел еще и собственный бумажный дневник. Я спросил, что он туда записывает, и он ответил: все свои вылеты, а также имена коллег и иногда – рассказанные ими истории. Не важно, встретятся ли они снова на одном рейсе – не хотелось бы их забывать. Ведя записи, он сможет держать в памяти дни, лица, интересные случаи из своей долгой карьеры – немногие пилоты могут этим похвастаться. Такой дневник – большая редкость, так что он послужит нам обоим: я старого капитана тоже не забуду.
Сам я таких дневников никогда не вел, но в первые несколько лет работы пилотом у меня был старомодный бумажный бортовой журнал в матерчатом переплете, где надо было фиксировать официальные данные. В этой тяжелой книге я помечал время и дату каждого полета, имя капитана, регистрационный номер, данные воздушного судна, аэропорты вылета и прибытия, а также указывал, летел я ночью или днем.
Как-то раз, незадолго до смерти моей матери, я решил перейти на электронный носитель. Дело было под Рождество, я был дома в Массачусетсе, так что мы с мамой часто ходили в кофейню, которая нравилась нам обоим, и часами сидели там, попивая горячий шоколад. Она обычно читала книгу или местную газету, а я забивал в ноутбук рукописные данные о сотнях своих прошлых полетов – мама сочувственно улыбалась, поглядывая на меня, но сегодня при воспоминании о том утомительном занятии меня охватывает почти невыносимая нежность. Часто, наткнувшись в записях на имя коллеги, я поднимал голову от экрана, всматривался в падающий за окном снег и пытался вспомнить или лицо того капитана, с которым летел в Рим, или Лиссабон, или Софию осенним вечером несколько лет назад, или какие-нибудь слова, которыми мы обменялись тогда.
У многих пилотов самые тесные личные отношения складываются не на работе, а во время обучения. Во многих странах, особенно за пределами США, начинающие летчики часто вместе проходят полуторагодичные курсы, после которых, бывает, устраиваются в одну и ту же компанию. Однокашники могут стать друзьями на всю жизнь – ведь они провели рядом восемнадцать месяцев, готовясь к работе, где команда будет меняться постоянно.
Я в Гонконге, прилетел только вчера. Душное позднее утро. Я на полуострове Цзюлун, сижу в кафе с бесплатным
