Войска вернулись в казармы, все трое словом не обмолвились о своей экспедиции, Адалберто дома велел выдать оливковое масло, а капрал Доконал и рядовой чистили оружие, подсчитывали прибыль и молились архангелу Михаилу, чтобы послал им побольше столь же опасных и выгодных операций. Это мелочи жизни латифундии, но из маленьких камешков складывается стена, а из колосьев — урожай. Что это за птица кричит? Сова. И сразу же второй ему отвечает: Домингос, ее гнездо где-то рядом.
* * *
В свое время Сижизмундо Канастро рассказал историю про собаку Константе и про куропатку, но не думайте, что только ему принадлежит право на охотничьи рассказы. Необычайные приключения случались на охоте и с Антонио Мау-Темпо, к тому же он и понаслышке знает много охотничьих побасенок, и потому вполне могло быть так, что именно Антонио Мау-Темпо рассказал бы про собаку Константе и куропатку, и тогда Сижизмундо Канастро пришлось бы подтверждать достоверность этого происшествия с помощью неопровержимого доказательства: во сне, мол, он все это видел. Те, кто недоверчиво относятся к подобным байкам, обязательно должны вспомнить о необъятности наших земель, о том, как здесь исчезают, а потом — иногда через несколько дней,, а иногда через столетия — вновь возникают позабытые истории. Вот вековые дубы, например, всегда шелестят об этих преданиях, понять их, конечно, сложно — и деревья от старости заговариваются, — но не они виноваты в нашей непонятливости, а мы сами: не даем мы себе труда выучить как следует их язык. Кто подолгу живет здесь, начинает различать в шуме ветра эти позабытые истории, и потому иной раз видишь человека, застывшего среди полей, — он шел себе по своим делам, и вдруг его словно кто за руку схватил: Послушай-ка, и раз стоит он не шевелясь, то можно поклясться, что в это самое время дуновение ветра донесло до него, человека искушенного и понимающего, язык природы, какую-нибудь чудесную историю, например про собаку по кличке Константе или про любопытных зайцев, о которых рассказывает Антонио Мау-Темпо, а истинность его слов подтверждает Сижизмундо Канастро, говоря, что и вправду видел все это во сне, другие могли бы сказать то же самое, да никто не хочет свои сны разглашать.
Первым делом надо найти подходящий плоский камень, достаточно широкий, чтобы прикрыть половину газетного листа. Затем на испещренную заголовками и курсивом страницу сыпешь перец — он-то и будет главным оружием в этой охоте, само собой, день должен быть безветренным, чтобы перец не раздуло. Всем известно, что заяц любопытен. Любопытнее кошки. Какое может быть сравнение, кошке ведь совсем не хочется знать, что происходит в мире, ей это безразлично, а заяц не может пройти мимо оброненной на дороге газеты, чтобы не почитать ее, некоторые охотники обнаружили это, они прячутся за какой-нибудь изгородью, и, когда заяц приходит узнать новости, — трах! — огонь, и тут хуже всего, что газета в клочки рвется от пули и охотнику надо доставать другую, некоторые весь патронташ газетами набивают, даже некрасиво. А зачем же перец? В перце, сеньор, и есть самый главный секрет, только надо, чтобы день был безветренный, но и когда газета просто лежит на дороге, тоже ветра не должно быть, а то если она улетит, то и заяц ее не поймает, а ведь он тоже хочет почитать новости без помех. Рассказывайте дальше. Я бы много еще чего порассказал, да времени нет, итак, если подготовить все это — камень, газету и перец, — остается только ждать, а коли ждать приходится долго, то, значит, место для зайцев неподходящее, иногда такое случается, не стоит и жаловаться, охоты, мол, не было, тут вина ваша, но, когда знаешь местность, неудач не бывает, очень скоро появляется заяц, прыгает, то там травки ухватит, то здесь, но вдруг уши у него торчком становятся — газету увидал. И что тогда? Да идет, бедный, ничего не подозревает, хочется ему новости узнать, подбегает к газете и начинает читать, теперь он доволен и счастлив, ни одной строчки не пропустит, но так продолжается, пока он не дойдет до кучки перца и не втянет его носом. А что тогда? То же, что и с вами было бы на его месте, — чихает, бьется головой о камень и умирает. А потом? А потом надо подойти и взять его, но, если хочется, можно прийти на место через несколько часов, и там будет целая куча зайцев, так и идут один за другим, уж такие они любопытные, не могут спокойно газету видеть. Правда? Спросите кого угодно, это даже грудному ребенку известно.
У Антонио Мау-Темпо нет ружья, и тем лучше. Будь оно у него, он стал бы зауряднейшим охотником с обыкновенным снаряжением и не изобрел бы нового пороха — перца святого Губерта[30], но это вовсе не означает, что он презирает искусство стрельбы, доказательством тому служит ружье, заряжаемое через дуло, которое он купил у разорившегося арендатора за тридцать эскудо и с которым чудеса делает: Горожане недоверчивые сызмальства, то и дело они требуют клятв и доказательств, а это плохо, надо верить тому, что говорят, как, например, в этом случае: Антонио Мау-Темпо уже был владельцем ружья, которое через дуло заряжают, у него был и порох, но свинца не было. Надо сказать, что в это время охотились на кроликов, а то еще спросит кто-нибудь, почему, мол, Антонио Мау-Темпо не применил свой способ с перцем, камнем и газетой, как на зайца. Только невежды в искусстве охоты не знают, что кролики вообще не любопытны, — для них что газета, что облако в небе — все одно, разве только из облака может пойти дождь, а из газеты нет, потому и нельзя обойтись без ружья, силков и дубинки, но сейчас нас интересует только ружье.
Для охотника нет, конечно, большего несчастья, чем иметь хорошее ружье, пусть даже кремневое, и порох в достаточном количестве и не иметь свинца. Почему же ты его не купил? Денег у меня не было, вот в чем беда. Что же ты сделал? Сначала я ничего не сделал, я стал думать. И придумал? Придумал, если думать, всегда что-нибудь придумаешь. Как же ты вышел из положения, хотел бы я знать? У меня был пакет сапожных гвоздей, ими я и зарядил ружье. Как это — зарядил ружье сапожными гвоздями? А вы не верите? Верю, но только я такого никогда не слышал. Когда-то надо начинать верить в то, чего никогда не слышал. Ну, рассказывай дальше. Я был уже в поле, когда мне в голову пришла одна мысль, из-за которой я чуть было не повернул обратно. Что такое? Честное слово, я вспомнил, если в кролика стрелять гвоздями, его разносит в клочья, какое-то месиво кровавое получается, есть невозможно. И что же? Я опять стал думать. И придумал? Придумал, если думаешь, всегда что-нибудь придумаешь, я встал напротив толстого дерева и начал ждать. И долго ждал? Я ждал столько, сколько нужно, ждут всегда, сколько нужно. До тех пор, пока не появился кролик? Да, он меня заметил, пустился бежать к дереву, я это место хорошо знал, и, когда он пробегал мимо, я выстрелил. И он не разлетелся в клочья? Вот еще, а зачем же я тогда думал, гвозди прошли через уши и вонзились в дерево, в ясень, это был ясень. Замечательно! Замечательно, оставалось только стукнуть его по голове и вытащить гвозди, так что, когда я ел этого кролика, сапоги у меня были заново подбиты теми самыми гвоздями.
Эти люди, даже выдумывая, правду говорят, и наоборот, если они хотят правду рассказать, в ней всегда присутствует выдумка, хотя бы у них и не было такого намерения. И мы никогда не поймем, что правда, а что выдумка в охотничьих рассказах Антонио Мау-Темпо, и потому надо иметь мужество принять на веру эти истории, не сомневаться в том, что все, о чем говорится в этих рассказах, можно потрогать руками, будь то пойманные заяц и кролик или ружье, которое заряжают через дуло, дешевый порох, гвозди для починки неказистой обуви, сапоги, чьи подметки подбиты гвоздями, вытащенными из ушей кролика, перец, который еще индийские сказки наделяли чудесными свойствами, камень — их-то здесь хватает, — газета, которую зайцы читают лучше людей, и сам Антонио Мау-Темпо, рассказчик, — ведь не было бы историй, если бы никто их не рассказывал.
