– А я – профессионал, – спокойно ответил он. – И как настоящий профессионал всегда стараюсь быть на стороне победителя. Так, знаешь ли, гораздо полезнее для здоровья.
– Спасибо, – совсем сникнув, сказал Севрук, – утешил. Сука ты, Макс. Тварь продажная, крокодил доисторический.
– Хотя с другой стороны, – спокойно продолжал Караваев, сделав вид, что ничего не слышал, – мое участие может существенно изменить соотношение сил.
– В пользу того, кто больше заплатит, – с горьким сарказмом закончил за него Севрук. – Тут мне с дядюшкой не тягаться, и ты это прекрасно знаешь.
– Существует ведь еще и такая вещь, как перспектива, – добродушно сказал Караваев. – О том, что Владик стар, я не говорю. Во-первых, не так уж он и стар, а во-вторых, я сам не намного моложе. Но, если ты проиграешь, он тоже завалится, и с чем тогда останусь я? Поэтому для меня разумнее было бы поставить на тебя, но при одном непременном условии: ты будешь вести со мной честную игру. Попытаешься меня кинуть – молись. Я таких вещей не прощаю, и плевать мне тогда на деньги. На мой век бабок хватит, а тому, кто меня обманет, они уже не понадобятся. Я достаточно ясно выразился?
– Да уж куда яснее, – криво усмехнувшись, ответил Вадим. – Что это ты развоевался? Я тебя пока что не подводил. Пока что, знаешь ли, получается наоборот. Ты все хвастаешься, теории какие-то разводишь, грозишь, а дела нет. Нету дела, Макс! Или я его просто не вижу? Так ты уж, будь добр, покажи мне, слеподырому, не поленись, ткни пальчиком – вот оно, дескать, вот это самое я для тебя, друг мой Вадик, и сделал…
– Видишь ли, друг мой Вадик, – спокойно продолжал Караваев, подпустив в голос немного льда, – все, что мы сейчас имеем, – результаты твоих собственных ошибок. Если бы ты привлек меня к операции на стадии планирования, все сложилось бы по-другому. Но ты вспомнил обо мне только тогда, когда понадобилось прибрать за тобой дерьмо, и разве моя вина, что ты нагадил в каждом углу? Я делаю, что могу, и поверь, если бы не я…
– Я давно сидел бы на нарах и кормил вшей, – закончил Севрук. – Знаю, знаю, слышал неоднократно! Только ты бы пореже упоминал о нарах, а? Мы ведь с тобой одной веревочкой перевиты. Я на тот свет, и ты следом. Кто Голобородько удавил? Смыка кто уделал? Кто дядюшку за нос водил? Думаешь, он обрадуется, когда про это узнает?
– Думаю, он будет сильно огорчен, – ответил Караваев. – Зря ты меня пугаешь, Вадик. Я привык работать не за страх, а за совесть. Точнее, за деньги. И разумеется, беречь при этом собственную шкуру. Ты еще пешком под стол ходил, когда я свой первый десяток жмуриков в кабаке обмывал. И, как видишь, до сих пор цел и невредим. В общем, это все пустая болтовня, на которую у нас с тобой нет времени. Запомни одно: решения здесь принимаешь ты. Я могу только советовать, подсказывать и выполнять твои указания. Так что я пошел искать нашего анонима, который слишком много знает, а ты пока подумай, как строить свои дальнейшие отношения с дорогим дядюшкой. Хорошенько подумай. Сдается мне, что от этого сейчас зависит многое. Кстати… – Тут он, словно спохватившись, полез в карман пиджака и бросил на стол перед Севруком мятый номер “Московского полдня”. – Ты это видел?
– А, – сказал Севрук, с брезгливым выражением на лице разворачивая мятую газету, – дядюшкин рупор… Зачем ты притащил сюда эту макулатуру? Я давно вышел из пионерского возраста.
– А ты полюбопытствуй, – гася в пепельнице сигарету и легко поднимаясь со стула, сказал Караваев. – Обрати внимание на статейку про МКАД. Это любопытно. Не берусь утверждать, но мне кажется, что тут есть какая-то связь с нашим делом. В общем, почитай, подумай, а когда надумаешь что-то конкретное – позвони. Встретимся, обсудим… В общем, не тушуйся, Вадим Александрович. Все на свете поправимо, кроме смерти.
Когда он вышел, уверенно и твердо ступая по пушистому ковру, Севрук первым делом полез в нижний ящик стола, достал хранившийся там коньяк и сделал богатырский глоток прямо из горлышка. Посидел, прислушиваясь к своим ощущениям, подумал, качнул головой и снова припал к бутылке, как к материнской груди.
Только после того как в бутылке осталось чуть больше половины содержимого, Вадим Севрук с видимым сожалением заткнул горлышко пробкой и убрал коньяк на место. Он закурил и принялся читать статью Светлова, хмуря густые брови и играя каменными желваками на скулах. Дочитав до конца, он смял газету и отшвырнул ее в угол кабинета. Немного посидев неподвижно, Севрук грохнул кулаком по столу и раздраженно ткнул указательным пальцем в клавишу селектора.
– Зайди, – бросил он секретарше. Через секунду та вошла, цокая по паркету высокими каблучками и сдержанно сияя дежурной улыбкой.
– Запри дверь, – скомандовал Севрук. Она послушно заперла дверь и остановилась возле дальнего от Севрука конца стола для заседаний, ожидая дальнейших приказаний.
– Ну, чего стала? – грубо спросил Севрук, выбираясь из-за стола и на ходу расстегивая ремень. – На старт!
Секретарша, не проронив ни звука, наклонилась, упершись широко расставленными руками в крышку стола, и опустила голову, так что ее светлые волосы мягкой волной рассыпались по полированной поверхности. Севрук недаром занимался ее дрессировкой: она четко знала, что подобные процедуры входят в круг ее прямых обязанностей, хотя и оплачиваются отдельно. Иногда это бывало не лишено приятности, иногда.., ну, в общем, по-разному.
Сегодня это было довольно болезненно и больше всего напоминало зверское изнасилование – пожалуй, даже групповое. Отведя душу и более или менее успокоившись, Севрук издал напоследок низкий горловой звук, похожий на рычание, грубо оттолкнул секретаршу и, бросив на стол рядом с ее наполовину скрытым спутанными волосами, испачканным размазавшейся тушью лицом две стодолларовых бумажки, отошел, застегивая брюки и заправляя в них подол рубашки.
Его ждали дела.
Глава 12
Вернувшись с озера, Юрий не пошел в редакцию, ограничившись тем, что отогнал “каравеллу” в сервисный центр, где у него работали знакомые ребята, и попросил как следует проверить ходовую часть.
Он был чертовски зол на Мирона. Обратная дорога отнюдь не показалась ему легче. Напротив, это был сущий ад, и, выбравшись, наконец, на ровный асфальт, Юрий долго не мог поверить собственной удаче.
– Добравшись домой на перекладных, он по дороге с троллейбусной остановки зашел в магазин и купил бутылку “универсального болеутолителя”, как называл водку неугомонный Серега Веригин. Юрий чувствовал, что сегодня ему без этого не обойтись: он чересчур устал, был слишком раздражен и встревожен, чтобы провести вечер, мирно таращась в экран телевизора. Поездка к озеру оставила в его душе какой-то мутный осадок. Что-то было не так и с этим озером, и с охотничьим домиком, и с его хозяином, который, затаившись где-то в кустах, ждал, пока Юрий уедет обратно в город, и вообще со всей этой игрой в прятки. Но что именно его встревожило, Юрий не мог понять, как ни старался. Перестать об этом думать у него тоже не получалось. Вот и выходило, что без бутылки тут не обойтись: Юрию вовсе не улыбалось провести всю ночь, ворочаясь в постели и строя предположения одно невероятнее другого.
