версию крыть было нечем. Он ведь действительно с папой вместе был у профессора в гостях, и опровергнуть его заявление о том, что шнур он брал в руки именно во время того визита, а не при убийстве, было невозможно. Веское доказательство вины превратилось в ничего не значащий факт. Да, на шнуре не было больше ничьих отпечатков, но если убийца был в перчатках, то такое вполне могло случиться. Так что отправлять такое дело в суд нечего было и думать.
Ситуацию мы активно обсуждали в прокуратуре, и одна из молодых следователей вдруг попросила передать дело ей.
— Я консультировалась с криминалистами, — сказала она. — Давайте я назначу экспертизу по давности образования следов.
— Как это? — спросил ее уязвленный коллега.
— Он ведь говорит, что оставил следы за две недели до убийства, так? Эксперты могут определить, так ли это.
Шнур на новую экспертизу они повезли вдвоем. Через неделю получили заключение о том, что отпечатки такой степени четкости, которая была зафиксирована при осмотре, на гладкой поверхности шнура могли сохраниться в течение гораздо более короткого срока — не больше, чем два дня. О двух неделях не могло быть и речи. Так что Рома получил срок еще и за убийство старого профессора, к которому наведался уже без папы, в надежде поживиться чем-нибудь и заодно отомстить «старому хрычу» за его грубый отказ дать на адвоката.
К старому Новому году наш следователь с «черным глазом» опять зашел ко мне попить чайку и задумчиво сказал:
— Как спокойно год начался. Что-то у нас убоев давно не было…
С ЛЕГКИМ ПАРОМ
Каждый следователь районной прокуратуры, помимо того, что он практически каждую неделю дежурит по району, раз в месяц должен выйти на дежурство по городу и выезжать в разные районы на происшествия, случившиеся в нерабочее время — после окончания рабочего дня и по выходным. Каждый будний день к шести вечера, а по выходным — к девяти утра следователи из районов приходят в ГУВД, там комната дежурного следователя, а за стенкой живет судебный медик.
Проработав несколько лет следователем прокуратуры и приобретя некоторый опыт, я полюбила дежурить по выходным. Конечно, следователю после ночной вахты положен отгул, да только в мое время редкие работники прокуратуры пользовались этими отгулами: некогда было, день из рабочей недели вычеркнуть без ущерба для сроков следствия невозможно. Поэтому, если тебя поставили в график на будний день, приходилось с утра сидеть на работе, к шести вечера сломя голову нестись в главк на общественном транспорте, ночь мотаться по городу, оформляя убийства и изнасилования, а утром, сдав дежурство и наскоро сполоснув физиономию, снова открывать двери родной прокуратуры, потому что к одиннадцати вызваны свидетели… И хотя по молодости лет сил было немерено, и после такого марафона мы еще умудрялись вечером закатить вечеринку, довольно скоро мне надоело по трое суток не появляться дома. Зато, если встать в график днем в субботу и дежурить по городу с девяти утра до девяти вечера, то ночевать удается по-человечески, в воскресенье можно отоспаться и в понедельник уже топать на работу, не теряя ни единого рабочего дня. Все равно в жизни следователя прокуратуры, кроме работы, ничего нету.
В то сентябрьское воскресное утро я заступила на дежурство в компании своего стажера. Поскольку и он, и оба судебных медика, с которыми нам предстояло выезжать, являлись людьми в высшей степени приятными, а погода сулила нежаркое солнышко, воскресенье обещало быть просто замечательным. Я взяла с собой книжку, стажер — кипу кроссвордов, судебные медики — игральные карты. И не успели мы со вкусом расположиться возле чайного столика, как затрезвонил прямой телефон, соединяющий нас с дежурной частью ГУВД. Оперативный дежурный сообщил, что в тихом переулке в центре города, аккурат напротив городской бани, найден труп мужчины с проломленным черепом. И мы поехали работать.
Узкий переулок был практически перегорожен распростертым поперек телом, еще не остывшим — значит, с момента смерти прошло совсем немного времени. Ногами тело располагалось в направлении дверей бани, разбитая голова лежала почти у входа в парадную напротив.
Никаких документов при теле не оказалось. Единственной особой приметой потерпевшего было прямо-таки великанское, устрашающее телосложение.
Местные оперативники отправились на поквартирный обход близлежащей парадной, в надежде, что кто-то из жителей дома хоть что-то видел или слышал. Надежды не оправдались, зато под лестницей мы нашли полиэтиленовый пакет с мокрой мочалкой, куском хозяйственного мыла и стареньким полотенцем. С какой стати этот пакет валяется под лестницей? Явно он принадлежал либо убитому, либо убийце. Мокрая мочалка недвусмысленно указывала на ее недавнее использование по назначению, а значит, с большой долей вероятности имела отношение к кому-либо из участников происшествия, а не была, скажем, забита на той неделе случайными посетителями бани, зашедшими сюда выпить после парной. Учитывая это обстоятельство, привели банщика и предъявили ему труп. Банщик не опознал в нем ни завсегдатая, ни разовою посетителя бани — просто не помнил такого человека, но узнал… полиэтиленовый пакет с банными принадлежностями. С этим пакетом кто-то рано утром в баню приходил, сказал он, но вот кто? Убивец или, наоборот, потерпевший?
Стажер усердно описывал в протоколе местоположение трупа и трупные явления, а мы с операми все бродили по парадной. Дому стукнул почти век, лестница полуразвалилась, окна парадной были заколочены досками, и света в парадной последние лет пятьдесят не было. То есть очень удобно было окрестным пьяницам устроить там импровизированную распивочную. Чего там только не было набросано! Пустые бутылки, банки, огрызки, окурки, рваные газеты и журналы, отходы жизнедеятельности… Мы с операми перепрыгивали через смердящие кучи, в бледном свете фонариков всматриваясь в мусор, покрывавший провалившийся местами пол, и мое внимание привлекла лежащая особняком скомканная бумажка. Мы подняли ее и рассмотрели. Это был рецепт, выписанный на имя Степанова Николая, проживавшего по адресу: Гороховая, 42, на лекарство, как нам пояснил судебный медик, от панкреатита, и текст его более никакой ценной информации не содержал. Зато сам бланк содержал, так как был закапан кровью. И улица Гороховая была за углом.
Дружной компанией — я, стажер, криминалист и судебный медик — мы отправились домой к Степанову Николаю. Дверь коммунальной квартиры нам открыла приветливая бабушка, которая охотно сообщила, что Коля рано утром ушел в баню, с полиэтиленовым пакетом, потом прибежал как сумасшедший, переоделся и убежал.
Раз уж в Колиной жизни в это утро фигурировала баня, я вынесла постановление о неотложном обыске, который можно было в экстренных случаях проводить
