– Тебе известно, кого она имеет в виду? – спрашивает Эсме, взглянув на письмо. – Кто может следить за тобой?
Я рассказываю ей о Лэтаме. Мой рассказ звучит путано. Эсме слушает молча, и в глазах ее я вижу сочувствие и потрясение. Брэм также внимает каждому слову, хотя кое-какие подробности ему уже известны. Когда я завершаю рассказ, Эсме плотно сжимает губы.
– Дело тут явно не в какой-то мелкотравчатой мести твоей матери, вместе с которой этот Лэтам учился, но боюсь, мне суть этой истории понятна ничуть не больше, чем тебе самой.
Я сглатываю.
– Я слыхала, что вы разбираетесь в темной магии.
Она смотрит на Брэма, потом снова на меня. Повисает неловкое молчание. Наконец она нарушает его:
– Кое-что мне известно.
– А вы расскажете об этом мне?
Она вздыхает.
– Полузнание может принести много горя.
– Да, – соглашаюсь я. – Я знаю. Полузнание – это все, что Лэтам был готов мне дать.
Эсме поджимает губы и постукивает по ним пальцами.
– Ну что ж, будь по-твоему.
Встав, она подходит к книжному шкафу, стоящему у дальней стены, достает из него несколько томов и кладет их мне на колени.
– Почитай эти книги – может быть, тебе удастся найти в них то, что ты ищешь. Но помни – магия требует жертв. А темная магия дается особенно дорогой ценой.
– Я вовсе не собираюсь пользоваться черной магией, я просто хочу понять, что именно делает Лэтам.
Она ласково кладет руку мне на макушку, и я вспоминаю мою мать.
– Я знаю, что не собираешься, – говорит она. – Просто будь осторожной.
* * *
Я корплю над книгами при тусклом свете масляной лампы. Брэм спит рядом, негромко похрапывая. Он продержался дольше Эсме, которая отправилась спать несколько часов назад.
Читая страницу за страницей, я испытываю неловкость и стыд. У меня такое чувство, будто слова – это нечто живое, нечто таинственное, мрачное и зловещее, и они липнут ко мне, словно нити паутины. Но сколько я ни вчитываюсь, мне не удается отыскать ничего, что могло бы объяснить тот интерес, который Лэтам проявил ко мне. Он не брал у меня ни крови, ни волос, чтобы с их помощью наложить на меня проклятие, не стирал мою память, не лишал меня дара речи. Я никак не могу понять, что он выиграл, дав мне несколько уроков, и зачем ему следить за мной сейчас – если предположить, что за мной следит именно он, а не кто-то другой. А что, если матушка видела в моем будущем какую-то иную опасность?
За моей спиной слышится шум, и я резко поворачиваюсь.
– Я не хотела тебя пугать, – говорит Эсме. Выражение ее лица заставляет меня осознать, что одна моя ладонь прижата к груди. Под ней часто бьется мое сердце. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь убедить свое тело, что мне не грозит опасность.
– Я вас разбудила? – спрашиваю я.
Эсме кутается в шаль.
– У меня вообще неспокойный сон. – Она подходит к буфету и достает из него две чашки. – Как насчет того, чтобы сделать перерыв?
– Да, спасибо, не откажусь. – До меня вдруг доходит, что мне ужасно хочется получить передышку от проклятий и убийств.
Эсме ставит на огонь чайник.
– Так что за история у вас двоих? – Она машет рукой, показывая на Брэма, спящего рядом со мной.
Мне становится немного не по себе.
– Никакой истории нет. – Скепсис, отражающийся на ее лице, так похож на укор, что я заливаюсь краской. – На доведывании кости выбрали нас в пару друг другу, но вряд ли… – Я не могу подобрать слов, чтобы описать смущающие мой покой чувства, которые будит во мне Брэм. Да, мое собственное мнение о нем изменилось, но он по-прежнему видит во мне ту девочку, которая сломала его жизнь. – По истечении года никто из нас не примет выбор костей.
Эсме разливает чай, и над чашками поднимается пар.
– А ты в этом уверена?
Я дергаю себя за рукав.
– А как с Брэмом познакомились вы?
Она смеется.
– Тебе нужно учиться искусству уклонения от ответа на вопрос, деточка. Сейчас это вышло у тебя совсем неумело. – Она ставит передо мной чашку чая и протягивает мне ложку. – Но я удовлетворю твое любопытство. Брэм родился в Гримсби. Я была дружна с его родителями до того, как с ними случилась беда.
Видимо, на моем лице отображается потрясение, поскольку Эсме перестает помешивать свой чай.
– Разве тебе не известна его история?
Я качаю головой.
– Я знала, что он оказался в Мидвуде, когда был маленьким, но не знала… – Я замолкаю, не зная, как задать вопросы, роящиеся в моем мозгу. – А что это была за беда?
Эсме кладет в чай мед.
– Пожар. Брэма спас один из жителей, но его родители погибли в огне. После этого магический дар Брэма создал определенные трудности… с его устройством в приемную семью, и он жил со мной, пока твоя матушка не помогла мне найти в Мидвуде пару, которая захотела взять его к себе.
У меня пересыхает во рту, становится трудно дышать. Как же я не поняла, что в том пожаре погибли его отец и мать? Увидев ярость в сердце маленького Брэма, я тогда ужаснулась, но ведь она была естественной. Я вспоминаю смерть моего отца. В тот день, когда Оскар вырезал на нашем семейном дереве его имя, я взяла из кухни стопку дорогих шикарных тарелок и начала одну за другой кидать их в стену нашего дома просто затем, чтобы посмотреть, как они разлетаются на куски.
В тот день мне хотелось разбить и разломать все вокруг, чтобы превратить остальной мир в такие же руины, в какие обратилась моя душа.
Но когда я увидела прошлое Брэма, мои бабушка и отец были еще живы, и я не понимала, что горе и ярость могут накладываться друг на друга. Могут настолько слиться, что становится невозможно отделить первое от второй.
Я не сразу обретаю дар речи.
– Брэм выказывал способности к магии уже в таких ранних летах?
– Все дети, имеющие склонности к магии костей, проявляют их рано, – объясняет Эсме. – Думаю, твоя мать давно знала, что ты станешь Заклинательницей Костей, я права? – Я ерзаю, и кресло скрипит. Эсме кивает, как будто моя неловкость говорит сама за себя. – Доведывание не создает правды – оно лишь открывает ее.
– А почему найти для него приемную семью было трудно? – спрашиваю я, взглянув на Брэма. Его дыхание ровно и глубоко. Наверное, мне не следовало говорить о нем без его согласия, но мое любопытство пересиливает чувство вины.
– Он был растерян и зол, – отвечает Эсме. – При подобных обстоятельствах любой ребенок чувствовал бы себя так же. Но у Брэма был могучий магический дар, а потому порой, выходя из себя, он причинял людям вред.
– Какой вред?
