Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Вы с ума сошли, любезный? – холодно спросил Сергей у Павла. – Может, вас психиатру показать? У меня есть знакомые коллеги, могу за вас похлопотать. Вы выдаете свои болезненные фантазии за реальность. Я бы никогда в жизни не причинил страданий Ирине. И мне не было никакой нужды убивать старика-сторожа, потому что я понятия не имел, что он слышал наш с Булочкой разговор. Метель была такая, что я и ее-то плохо видел, хотя она стояла на расстоянии вытянутой руки.
Наверху хлопнула дверь, и по лестнице кубарем скатился вниз сэр Ланселот Нильс.
– Мама, я хочу сока.
– Сейчас налью, сыночек.
Кайди поднялась и пошла к холодильнику, чтобы достать пакет с апельсиновым соком. Сынишка следовал за ней, но на полдороге застрял, остановившись у кресла, в котором сидела Карина. В одной руке женщина по-прежнему держала пузатую рюмку с коньяком, в другой – полупустую бутылку, из которой периодически подливала себе немного коричневой маслянистой жидкости.
– Опилки сдувать, – сообщил Ланселот Нильс деловито. – Надо будет сдувать опилки.
– Опять двадцать пять, – пробормотал Аркадий Петрович. – Кайди, у вашего сына наваждение. Боюсь, всем снова придется тащиться в дровяной сарай.
Патриция вспомнила о припрятанной ею и Павлом лопате, то есть, разумеется, скрепере. Что-то за душераздирающими откровениями последнего часа она даже про него позабыла. Почему Павел молчит про найденный скрепер, с помощью которого могли подрезать снежный пласт на склоне? Почему не говорит, что Федора Игнатьевича могли убить потому, что он видел, кто именно этот скрепер брал?
Патриция в очередной раз вдруг подумала, что совсем ничего не знает о Павле, человеке, который целовал ее у оленьей фермы, но только для того, чтобы заставить других уйти, не обращая внимания на прислоненную к стене широкую лопату.
– Ты хочешь сдавать бутылки, сынок? – ласковый голос Кайди ворвался в ее мысли, заставив в очередной раз отвлечься.
Так вот в чем дело. Мальчик, оказывается, ратовал за раздельный сбор стеклотары и необходимость сдавать бутылки, а вовсе не сдувать опилки. Что ж, если бы не логопедические проблемы юного сэра, пожалуй, скрепер они бы с Павлом не обнаружили. И все-таки почему он ничего никому не рассказывает?
Полностью удовлетворенный словами матери мальчик забрал налитый ему стакан сока и зашагал по лестнице обратно в свой номер, где его ждала сестра. Надо признать, дети у Ратсеппов были воспитаны просто идеально.
– А скажите-ка, любезный, – снова обратился Сергей к Павлу. В его тоне чувствовались издевка и раздумье одновременно, – а не было ли у вас причины так остро ненавидеть Олега Девятова, чтобы желать ему смерти?
Павел снова стал бледен, как лежащий за окном снег. Вся кровь отхлынула от его лица, и сейчас он выглядел гораздо старше своих тридцати шести лет. Сейчас он был похож на глубокого старика.
– С чего вы это взяли, Сергей?
– С того, что вы испытываете глубокую, практически рефлекторную ненависть к врачам, – сообщил тот, – я еще в первый день это заметил. Вас прямо передернуло, когда я сказал, что работаю врачом. И вы не давали осмотреть ногу Патриции, когда она упала на склоне, и постоянно рассуждаете о врачах-убийцах. А Девятов потерял практику, когда убил одну из своих пациенток. Проводил операцию в пьяном виде и убил. Конечно, вы, Павел, можете сказать, что не понимаете, о чем я говорю. Но что-то мне подсказывает, что все вы понимаете. Как сказала уважаемая Кайди, я знаю жизнь. Так что, Павел, кем приходилась вам жертва пьяного Девятова? Матерью? Сестрой?
– Женой, – тихо сказал Павел. – Олег Девятов шесть лет назад убил мою жену. И все эти годы я болезненно мечтал найти его и покарать.
* * *
Самым гадостным было ощущение внутри. Словно в нем росла и разбухала та опухоль, которая шесть лет назад убила Нину, и теперь она заполонила собой всю грудную клетку и живот, не давая дышать и наполняя каждую клеточку болью. Хотя нет, Нину убила не опухоль, а Олег Девятов, взявший в руки скальпель, будучи в сосиску пьяным.
Так говорил его племянник, девятилетний Митька, выражение «пьяный в сосиску» его ужасно смешило, вот только лицо он при этом делал ужасно серьезное, так что, по итогу, выходило еще смешнее. Хотя что может быть смешного в том, чтобы человек в состоянии алкогольного опьянения вошел в операционную и убил пациента. Пациентку. Убил Нину.
Нина умерла, и то место в душе, которое навсегда было отведено ей, долго зияло пустотой, бесконечной и засасывающей. День шел за днем, год за годом, черная дыра не обретала очертаний, рана не затягивалась. Нина все так же приходила во сне, звала по имени. Он просыпался в холодном поту и потом долго лежал без сна, мечтая о том, как когда-нибудь отомстит за ее смерть.
Через несколько лет мысль, что когда-нибудь он женится снова, уже не казалась кощунственной. Он хотел семью, мечтал о детях, просто подходящей женщины, хотя бы отдаленно похожей на Нину, не встречалось. То, что говорил Сергей, объясняя, как ни одни женщина не смогла бы заменить ему Ирину, очень отозвалось в душе у Павла, потому что он, как никто другой, понимал, что это значит.
Встречаясь с другими женщинами (приходилось, потому что монахом Павел Леонов не был), он физически чувствовал, что ему что-то мешает. Словно тень неотомщенной жены витает над кроватью, не давая целиком отдаться любви. Вернее, просто с физиологическим процессом все получалось отлично, а вот с чувствами никак не складывалось, и однажды, проснувшись от того, что в ночных видениях к нему опять пришла жена, и лежа дальше без сна, Павел вдруг решил, что проклятие не будет снято до тех пор, пока он не отомстит.
План мщения никак не придумывался. Он знал, что Олег Девятов после случившегося потерял работу и, кажется, вообще ушел из профессии. В последнее он, впрочем, не верил. Скорее всего, Девятов отсиделся пару лет в тени, не отсвечивая перед любопытными журналистами, и вернулся обратно, работает в какой-нибудь из клиник, оперирует и не думает, что унес одну жизнь. Точнее, даже две, потому что жизнь Павла после смерти жены назвать нормальной тоже было никак нельзя.
Наверное, нужно было посидеть несколько вечеров в интернете и найти, где сейчас Девятов. Вот только ответа на вопрос, а что потом, Павел не знал. Приехать в Москву и подстеречь Девятова в глухом закоулке? И что? Пистолета у него нет, яда тоже, пырнуть человека ножом он точно не сможет. Задушить? Утопить в унитазе? Оглоушить канделябром? Нет, никакой из известных Павлу способов убийства не подходил даже в теории. Про то, сможет ли он убить на практике, Павел старался даже не думать.
В Краснокаменск он полетел кататься на горных лыжах. Это было относительно новое увлечение, появившееся уже после смерти жены. Нина бы его не поняла, потому что терпеть не могла любую физкультуру, да и мужа не пустила бы на склон, опасаясь, что он расшибется. В их прошлой жизни они отдыхали совсем иначе, отправляясь в маленькие европейские городки, бродили по узким улицам, где мостовая была нагрета ласковым солнцем, пили холодное вино, а по ночам, нагулявшись до одури, долго и медленно занимались любовью на гостиничной кровати, а потом садились на подоконник и смотрели на текущую внизу чужую жизнь, с ее повседневной обыденностью, внезапными маленькими трагедиями, радостями и склоками.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
