Он начинал осторожно, чтобы не порвать ее, раскачивал, пока все внутри не увлажнялось настолько, что скользить ему становилось легко. И тогда настойчиво, сначала неторопливо и мягко, а потом резче и быстрее, вбивал член в ее лоно, пока не входил до самых яиц. Тогда она замирал, прикрыв глаза и рвано дыша, наслаждаясь ее тугими оковами по всей невероятной длине, потом делал так еще раз, и еще, и только потом брал умеренно быстрый темп и растягивал сладкую пытку надолго, насыщаясь ощущениями и насыщая ими и Сабину.
Она целовала его с упоением, кайфовала от его губ и нежного языка, не таранившего ее рот, как это нагло делал Виктор или Грег, и ей всего доставало в этом поцелуе.
Член входил в нее снизу, как поршень в исправном механизме, набирая обороты постепенно. Плотно прижатый живот к телу мужчины был напряжен, а грудь стиснута между их телами, но ничего это не имело значения, кроме губ, от которых не могла оторваться, его глаз, похожих на яркие драгоценные камни с темными крапинками в глубине, и той мощи, что врывалась в ее тело исступленными толчками до полностью прижатых друг к другу бедер. Там, между ног, где этот медведь присваивал ее, Сабина уже ловила чувственный прибой, накатывавший тягучими горячими волнами.
Юра развернулся лицом к стене и придавил девушку к ней, жадно отвечая на поцелуй, перехватывая ее под колени и чуть не складывая вдвое. Ее пятки висели по обе стороны от его плеч, а ей казалось, ее разложили чуть ли не на шпагат — настолько мужчина широк. И в центре этой распутной откровенности все было мокро, тесно и горячо. Теперь, прижатая к стене, она не могла двигаться ему навстречу, но ему то и не требовалось. Размашисто он двигал бедрами вперед-назад, выскальзывая из нее до кончика большой головки, и всаживал член в нее снова и снова, выбивая воздух из легких.
— Ты готова, крошка? — смотрел он в ее затуманенные дикой страстью глаза. — Давай вместе…
Сабина сцепила в замок руки на шее Юры и вытянулась в его руках, чтобы освободить груди из тесноты, закусила губу и посмотрела на мужчину исподлобья, уже зная, что его это подстегивает. Она сама уже чувствовала, что вот-вот — и кончит.
И дала ему это понять, содрогнувшись от первого сладкого импульса, и тут же Юра застонал и стал будто еще больше — его словно распирал тянувшийся по члену к кончику оргазм. Они вместе стонали и шипели, вгрызались в губы другу друга, ловя крики удовольствия и пульсируя в такт сбившемуся дыханию.
Юра отпустил ее ноги, но не вышел из нее, и теперь, стоя на кончиках пальцев, буквально вися на его шее и члене, она нежилась в его лапищах и с удовольствием подставляла его благодарным поцелуям лицо и шею…
Они встречались каждый день, стоило ее мужу куда-то уехать. Он занимался документами и тендером, но Сабина понимала, что Дима просто избегал ее общества. И ее это устраивало. Потому что день и ночь она думала только о своем викинге, о мужчине, который последовал за ней в Недвижинск уже на следующий день после ее возвращения. И Сабина внутренне ликовала от этого и злорадствовала, что когда-то Дима не последовал вот так же за своей любовью, за этой сукой костюмершей.
Юра снял квартиру и хоть и убеждал Сабину отступиться от своей навязчивой идеи, но не давил. Лишь иногда она ловила на себе его взгляд, потемневший от ревности, но она успокаивала своего большого мужчину, убеждая, что не спит с мужем.
И так оно и было. Они с Димой спали в одной постели, и Сабина исправно клала голову на его плечо и обнимала его ногами и руками, а он лежал, как полено, и подолгу не засыпал. Потом освобождался от ее объятий — она чувствовала сквозь сон и часто от этого просыпалась — и уходил куда-то. От него теперь пахло табаком и крепким алкоголем. Сабина делала вид, что ее тошнит от этих неприятных запахов и часто отодвигалась сама, строя недовольную гримасу и притворяясь, что ее вот-вот вытошнит, в душе радуясь, что он дал повод лечь как ей удобно и подальше от него. А Дима в этом видел свое спасение от ее общества и тем более близости, и уже курил постоянно, втянулся и когда задумывался — известно о ком — хлопал рукой по карманам в поисках пачки «Мальборо». А бокал виски перед сном стал уже обязательным, как и для Сабины — стакан теплого молока.
Она пила витамины для беременных, делала гимнастику для беременных, читала пособие для беременных, ела все подряд, иногда рыгала и воротила нос от запахов или той еды, что сама же и готовила, капризничала и уже набрала полтора килограмма. Она часто по вечерам, когда переодевалась для сна, ловила на своей талии взгляд Димы — непонятный, смесь противоречивых эмоций. А когда она поглаживала живот и встречала этот его взгляд прямо, отводил глаза и снова искал свои сигареты.
Жизнь с ним Сабину не напрягала, но о нем она сказать того же не могла. И ей нравилось, что он мучается. И что кому-то звонит — известно кому! — и не получает ответа — ей тоже нравилось. Тогда он метался, злился, не мог найти себе места, хватался за что угодно, лишь бы занять себя, но у него все горело, ломалось, крошилось, убегало, не получалось.
Но все получалось у Сабины.
Юра вызвал из Москвы своего оператора и провел с ней фотосессию и записал несколько коротких видео для портфолио. Все это она разослала кастинг-директорам, но пока приглашений не было. Конечно, на театральные сцены ей дороги, может быть, и закрыты, но сам Зарецкий же в своей рецензии и подсказал, что Сабине стоило бы попробовать себя в кино. И викинг с этим согласился. Сабина тогда на него даже обиделась:
— Ты тоже считаешь меня бездарной и слабой актрисой?! — смотрела она на него полными слез обиды глазами.
— Малыш… — ласково держал он ее за руку и смотрел с таким сожалением и участием, что она не могла не верить. Да и он никогда не отговаривал от чего-то, не предложив ничего взамен. Как и в тот раз: — Зарецкий тебе открыл дорогу на экраны — почему ты не хочешь посмотреть на его рецензию с этой стороны? Зачем тебе нужен театр, когда теперь все смотрят кино? Это раньше ходить в театр было модно, причисляло к интеллигенции, но теперь все изменилось. Будущее — за кино! И я готов помочь тебе профессиональной съемкой, поработать с тобой…
И она прислушалась. Еще не решалась согласиться сняться партнершей викинга в его новом порно-полнометре, но с каждым днем ревность, что он будет трахать какую-то другую девку, сжирала ее все сильнее, и девушка уже созрела сказать ему «да». Лучше уж пусть видят, как он трахает ее, чем она увидит, как он трахает другую.
И вот сейчас состоялась их «репетиция» — оператор снимал их, пока они занимались любовью, а она училась не замечать камеру и постороннего человека.
У нее пусть не с первого раза, но получилось.
* * *
— Спасибо, бро, что проводил, — пожал мне руку Кирилл и приобнял на прощание, хлопнув по плечу. — Ты это… пиши в Ватсапе и по Скайпу созвонимся. И не кисни. Похудел вон, — ткнул он меня в живот, — сам на себя не похож, я б тебе уже сорок пять дал, старичок, — тупо пытался шутить, но явно понимал, что у него не получалось.
Мы оба не знали теперь, как разговаривать друг с другом. Я словно умер, а он не мог пробить этот панцирь из омертвевшего меня туда, где болело, в эпицентр нервов, который пульсировал и выматывал бесконечной болью потери Кати. Я не жил последние дни, а существовал. Катюша все правильно сказала тогда, в коридоре театра. И моя жизнь без нее теперь стала такой же разрушенной и голой, как тот коридор, что эхом до сих пор повторял ее слова: «Я всю жизнь тебя любила, Дима! Только ты всю жизнь любил свои планы на жизнь, а я в них не входила! Ни-ког-да. Запомни это слово».
