По команде ее высочества ужин готовят мальчики, так что Деймиен, Эли и я берем нашу семейную машину и едем в супермаркет. Большую часть второй половины дня мы занимаемся приготовлением жареных цыплят в двух видах, самодельных бисквитов, вареной кукурузы в початках, фасоли в масле и заливного под томатным соусом.
Ужин подается в семь часов, и к нему припасено отличное бордо, даже детям по глотку.
— Со счастливым столетием! — провозглашаю я и поднимаю бокал.
— У меня есть и собственные тосты, — говорит Нана и встает. — Вот смотрю я на этот стол, и мне хочется сказать, что я очень люблю свою семью и что я счастлива и горжусь, потому что я ее часть. Особенно в моем возрасте. Какой бы он ни был, этот возраст, но это вовсе не столетие.
— Верно! Правильно! — хором поддерживаем мы ее и начинаем хлопать в ладоши.
— Выпьем за Эли, который теперь сам читает книжки и научился завязывать шнурки на ботинках — прямо как настоящий чемпион, — продолжает Нана.
— За Эли! За Эли, — подпеваю ей я. — За завязанные шнурки!
— А у Деймиена столько возможностей, чтобы устроить свою будущую жизнь! Он прекрасно, просто восхитительно поет и отлично учится — когда захочет. Я тебя люблю, Деймиен.
— И я тебя люблю, Нана. Только ты забыла про Национальную ассоциацию баскетбола, — говорит Деймиен.
— Я не забыла, — кивает ему Нана. — У тебя слабая левая. Тренируй ее постоянно, если хочешь играть в более высокой лиге. Дженель, девочка моя, — продолжает она, — ты тоже отлично учишься, и не для меня, и не для отца — а для себя самой. Я горжусь тем, что Дженель такая самостоятельная.
Потом Нана садится и мы все удивленно переглядываемся, потому что меня даже не упомянули. А я даже не знал, что впал у нее в немилость.
Тут она снова встает с хитрющей улыбкой, растягивающей все ее маленькое угловатое личико:
— Ох, я чуть не забыла еще про одного. У Алекса за прошедший год произошли большие изменения, и все мы знаем, как ему было тяжело. Он снова занялся врачебной практикой, он снова помогает другим. Работа на кухне больницы Святого Антония — тоже неплохая вещь, хотя его трудновато заставить работать на моей кухне.
— А ужин кто готовил?!
— Мальчики проделали прекрасную работу, все-все. Так что я повторю: горжусь своей семьей. Алекс, я и тобой тоже горжусь. Ты, конечно, загадка. Но не перестаешь меня радовать. Так всегда было. Боже, благослови всех Кроссов!
— Боже, благослови Кроссов! — повторяем мы в унисон.
Вечером я укладываю Эли в постель, как всегда теперь делаю, и на несколько минут задерживаюсь у его изголовья. У мальчика был длинный день, и он тут же засыпает.
А потом вдруг звонит телефон, как будильник, и я вскакиваю и бегу в холл.
— Резиденция Кроссов, — шутливо говорю я в трубку.
— Тут убийство произошло, — слышу я, и у меня падает сердце.
— А почему вы мне звоните? — спрашиваю после секундной паузы.
— Потому что вы — доктор Кросс. А я — убийца.
