Книга Розы красные - Джеймс Паттерсон

Может быть, он начал охотиться на нас? Сначала погибает Джеймс Уолш, потом исчезает Дауд. Правда, у нас не было никаких доказательств, что эти два события каким-то образом связаны друг с другом, но мы это приняли сразу, даже не обсуждая. Это же его работа, да?!

Я выбрал время для того, чтобы побеседовать с доктором Чоффи в административном здании госпиталя, и прибыл к нему минута в минуту. Перед этим я успел изучить досье не только на Чоффи, но и на некоторых других сотрудников «Хэйзелвуда». Чоффи сам был ветераном армии. Он дважды воевал во Вьетнаме, потом работал в разных госпиталях: сменил их целых семь, пока не остановился на этом. Возможно ли, что это он — Дирижер? Его прошлое, с точки зрения психологии, вряд ли можно было считать нормальным. Но, раз уж на то пошло, то же самое можно было бы сказать и обо мне.

Когда меня проводили до его кабинета и я, постучавшись, вошел внутрь, доктор делал какие-то заметки за изящным сосновым письменным столом. Он сидел спиной к окну на плетеном стуле, драпированном желтой полосатой тканью, точно такой же, из которой были сшиты занавески.

Я плохо видел его, но знал, что он-то имеет отличную возможность рассмотреть меня в подробностях. Да, иногда мы играем в такие игры — даже те врачи, которые занимаются человеческой психикой.

Как бы невзначай, он оторвал взгляд от бумаг, притворившись, что весьма удивлен, заметив меня в дверях.

— О, детектив Кросс! Простите, по-моему, я так увлекся работой, что потерял счет времени.

Он закрыл свой журнал, затем поднялся со стула и приглашающим жестом указал мне на места для посетителей, расположенные у дальней стены.

— Доктор Маркьюз и я вчера вечером говорили о вас. Мы поняли и то, что были, наверное, излишне строги в тот день, когда вы появились у нас в госпитале. Понимаете, сама мысль о том, что по палатам ходит полиция, не вызывает оптимизма. Но, как бы там ни было, я слышал, что о вас положительно отзываются, как о психологе.

Я не стал «клевать на его наживку»: он был врачом, а я — только консультантом-психологом. Я рассказал Чоффи о списке подозреваемых, который успел составить. Он взял у меня из рук листок бумаги и принялся изучать фамилии больных.

— Разумеется, я хорошо знаю всех этих пациентов. Уверен в том, что некоторые из них могут проявлять склонность к насилию или впадать в ярость. Андерсон и Хейл, например, в прошлом совершили убийства. Но все же мне трудно представить, чтобы кто-то из них мог организовать столь дерзкое ограбление банка. И потом, зачем же преступнику оставаться у нас, если он получил столько денег? — Он рассмеялся. — Я бы точно здесь больше не задержался.

«Неужели, доктор Чоффи? Вы говорите мне правду?» — невольно задумался я.

После этого я провел почти час, беседуя с доктором Маркьюзом, который занимал маленький кабинет, соседствующий с офисом Чоффи. Мне понравился этот врач, и время пролетело незаметно. Маркьюз оказался энергичным, умным и проницательным мужчиной, пытавшимся хоть чем-нибудь помочь расследованию. Или, по крайней мере, он искусно притворялся, что это так.

— Как вы сами очутились в «Хэйзелвуде»? — как бы между прочим, поинтересовался я.

— Неплохой вопрос, но сложный. Мой отец был военным летчиком. Во время Второй мировой войны он потерял обе ноги. С семи лет мне приходилось частенько болтаться вместе с ним по военным госпиталям. Я ненавидел их, и не без причины. Потом мне захотелось самому создать такой военный госпиталь, который моему отцу даже и не снился.

— И у вас это получается?

— Ну, здесь я работаю всего восемь месяцев. Я занял место доктора Фрэнсиса, который переехал во Флориду и сейчас практикует там. Но для таких заведений невозможно «вышибить» денег. Это, конечно, позор для нации, но, похоже, всем наплевать, что здесь происходит. Такие передачи, как «Шестьдесят минут» или «Дэйтлайн» должны каждую неделю делать репортажи и посвящать свои сюжеты проблемам военных госпиталей для ветеранов, пока кто-нибудь там, наверху, действительно не зашевелится. Алекс, я, право, даже не знаю, что вам сказать относительно вашего убийцы.

— Вы сами верите в то, что он может находиться здесь? — просто спросил я.

Маркьюз медленно покачал головой.

— Если он здесь, то по праву называет себя Дирижером. Если он здесь, то сумел одурачить всех и каждого.