Наши ссоры, обиды, колкие слова, счастливые моменты вместе и наша первая встреча.
— Ты помнишь? Помнишь, как назвала меня придурком, а я сказал, что ты красивая? Ты громко фыркнула, развернулась, чтоб уйти, а потом резко повернула голову в мою сторону и улыбнулась… А я … Я сказал, что ты станешь моей женой…
Крепче прижимаюсь к её телу.
— Придурок… — еле слышно… очень тихо, а потом слабая рука зарывается в мои волосы. Я закрываю глаза и рыдаю, как мальчишка.
Поднимаю голову и смотрю, как она еле-еле улыбается мне… Я готов весь мир уложить к её ногам, лишь бы она продолжала смотреть на меня так, как делает это сейчас. Без осуждения, без обиды, не обвиняя и не злясь…
Эпилог
2 года спустя.
— Мы здесь, мы здесь, мы здесь… — Стас и Алина еле вписавшись в поворот неслись мне на встречу.
— Царевы, вы охренели? Вы чуть весь персонал не снесли с ног.
— Ну-ка не ори мне тут на моего мужа, Бессаев. Не посмотрю, что тебя любит моя подруга, а крестник называет папой, дам по башке. — Алинка стала в оборонительную стойку. Смешная такая, румяная, круглая, как шар. Самой на днях Стаса отцом делать, а гоняет по коридорам, аки спринтер.
— Всё, всё, спокойно женщина. А то еще и меня проглотишь. — Мы со Стасом заржали, а Алинка задымилась. Забавная была история, когда Вовка спросил, зачем тётя Алина съела своего ребеночка.
— Ай, заткнись уже. — Махнула на меня рукой эта женщина — людоед.
— Ну что, долго ещё? — Стас потирал руки и ехидно на меня посматривал.
— А я знаю? Я, вообще-то, здесь с вами стою. — Рыкнул я.
За спиной раздался звук открывающейся двери.
— Бессаев? — я резко развернулся и уставился на мужчину. — Девочка, 52 сантиметра, 3100!
Я закрыл глаза и выдохнул. Повернулся к Стасу, который поглаживал по животу рыдающую Алинку, а потом услышал опять голос врача:
— И еще одна, 3150, 51 сантиметр.
— А …?
— Отлично, ваша благоверная стойкая дама. Чувствует себе хорошо.
Я ошалело посмотрел на друзей, которые уже ржали с меня.
— Вот же засранка. А я еще думаю, чего это она на УЗИ меня брать не хочет, всё отговорки ищет.
— Хм… ради такого момента и я так сделала бы. — Алина ткнула пальцем в сторону, я перевел взгляд и увидел Тимура с сестрой, которая снимала меня на телефон.
— Прости, братик, женская солидарность. — Тина пожала плечами, зарываясь носом в грудь Тимуру.
— Друзья называется… — буркнул я беззлобно.
— Идемте, папочка, Вас там ждут.
Я пошел вслед за врачом и уже через минуту оказался у кровати Насти, а рядом в люльках сопели наши принцессы.
— Спасибо, родная, ты даже не представляешь, что сделала для меня. — Наклонился и поцеловал уставшую жену в лоб.
Она мне улыбнулась и поцеловала мою руку.
— Тебе спасибо, за то, что дал мне семью.
Вернулся к друзьям, как на меня налетел сын, пришедший с родителями.
— Ты виделЬ, виделЬ их? — малыш светился от счастья.
Я подхватил его на руку.
— Кого, Вов? — включил дурачка.
— Маму и сестЛенку? — я посмотрел на ребят понимая, что они не стали радовать сына новостью сразу о двух сестрах.
— Видел, и еще кое-кого видел.
— Кого? — подсобрался мелкий.
— Ну как же? Маму, сестренку и …еще одну сестренку… — глазки Вовки сначала загорелись, а потом малыш поник.
— Ну вотЬ, тепеЛь вообСе иглуСки не увиЗу. — Мы рассмеялись, а Вовка уже и думать забыл о своих переживаниях, крутился вокруг нас, как юла.
Я перевел взгляд на маму, и опустил глаза на её руки…
2 года назад
Она проводит рукой по своему телу и хватает меня за локоть рукой…
— Кирилл! А где…?
Я надрывно вздыхаю, и прячу глаза…
Часом ранее…
Влетаю в больницу и чуть не сбиваю с ног врача Насти.
— Ну чего ты? Куда так несешься?
— Не знаю… Всё время боюсь опоздать… — За последние 7 месяцев это то, чего я боялся больше всего на свете… Опоздать… Не успеть… А потом сдохнуть на месте от осознания того, что не смог…
— Дыши, Бессаев, от тебя уже ничего не зависит. Ты, так же, как и я, сделал всё, что мог…
Доктор хлопает меня по плечу и ведет по коридору. Открывает передо мной двойную дверь. Я прохожу вперед и замираю на месте. Слёзы душат от увиденного. В комнате с приглушенным светом, в самом центре, одиноко стоит инкубатор.
Подхожу ближе и падаю на колени. Сжимаю голову руками и тихо вою.
Поднимаюсь на ноги и склоняюсь над прозрачным куполом.
На белой простынке лежит маленькое тельце. Его цвет ярко контрастирует с обстановкой внутри. Такой крохотный, с синим оттенком… Мой сын…
Он лежит, обвит проводами и датчиками. Трубка засунута в крохотное горло. Его грудка неспешно вздымается и тяжело опускается обратно.
Я его почти не вижу. Вода из моих глаз капает на аппарат, размывая его образ.
Просовываю руку в отверстие с перчаткой. Аккуратно провожу по ручке. Прислоняюсь лбом о корпус инкубатора и шепчу, зная, что меня никто не услышит:
— Родной мой… сынок… ты борись. Слышишь меня? Борись, прошу тебя… Ты нам так нужен…
Отхожу на шаг, поворачиваюсь к врачу и вижу, что его глаза блестят. Он выдыхает, слегка качнув головой, и показывает мне на выход.
В коридоре он крепко похлопывает меня по спине и говорит:
— Малыш долго был без кислорода. Пуповина крепко обвилась вокруг шеи, но мы сделали всё, что смогли. Он недоношенный, но 7 месяцев не так страшно, как 8… Еще слаб, но показатели не плохие.
— Что нужно делать? Скажите? Какие лекарства? Может заграницу отвезти? ЧТО???
— Ждать, Кирилл… Только ждать, когда он свою жизнь отвоюет. Идём, проведу тебя к жене.
— Еще не жене… Да вы и сами поняли… — Мне нужно отвлечься, о чем-то говорить, иначе с катушек слечу.
— Понял.
— Почему не потребовали родственников. Таковы ведь правила, вроде?
— Иногда правила нужно нарушать… А тогда… Знаешь, мне 52 года, ты мне в сыновья годишься, но твои глаза… В ту минуту я не рискнул с тобой спорить… Никто бы лучше тебя не смог принять решение…
