Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
– Потому что… я стараюсь забыть. А если бы сказал, то мог бы и не поцеловать тебя. И тогда ты бы меня пожалела. И подумала, что я все еще люблю свою жену.
– А ты ее любишь?
– Пожалуйста. Переверни его.
– Так любишь?
– Я не могу любить воспоминания. Мне этого мало.
Рэйчел еще раз посмотрела на портрет, повернула его лицом к стене и вернулась в постель Люберта.
Льюис сидел на корточках за защитной стеной вместе с Урсулой и тремя делегатами союзного Контрольного совета, ожидая первого управляемого взрыва. Русский делегат, полковник Кутов, что-то кричал, но Льюис не слышал ни слова. Сняв наушники, он повернулся к Урсуле:
– Что он сказал?
– Что-то насчет отправки зерна в вашу зону.
Льюс снова надел наушники.
– Мерзавец… доволен.
Какая абсурдная логика: они взрывают мыловаренную фабрику, которая обеспечивает рабочими местами две тысячи немцев, производит то, что необходимо всем и не имеет никакой военной ценности, а в обмен русские присылают немцам хлеб. Уравнение бессмысленности. Как сведение баланса в учетной книге ада.
Горстку протестующих, собравшихся у ворот мыловаренного завода Хенкеля, легко сдерживала дюжина одетых в черное немецких полицейских. Генерал был прав: Рождество – идеальное время для разрушительной работы.
Комиссия подсчитала, что взрыв будет слышен на расстоянии от тридцати до пятидесяти миль. Получилось совсем не страшно и на удивление красиво: дым взметнулся вверх двумя симметричными столбами, а затем здание медленно, как человек с ослабевшими вдруг коленями, но пытающийся сохранить достоинство, осело на землю, оставив вместо себя облако кирпичной пыли, которое расползлось в стороны огромным распускающимся цветком, добралось до стены и окутало делегатов. Грохот от рухнувшего кирпичного строения разнесется далеко, но его примут за гром или за шум от тяжелого состава. Возможно, кто-то подумает, что это последний, призрачный удар погибших артиллерийских дивизионов, вернувшихся с того света.
Обвал высокой трубы стал coup de grвce, после которого Кутов поднялся и зааплодировал, как будто присутствовал на вечеринке с фейерверком. Его можно было понять: с технической точки зрения все прошло идеально, британские саперы становились настоящими маэстро управляемых взрывов. Жан Болон, делегат от Франции, и подполковник Зигель, американец, поднялись и тоже зааплодировали.
Наблюдая, как оседает, открывая груду камней и бетона, пыль, Льюис видел Майкла, заваленного балками, землей и глиной того дома в Нарберте. Хоть Рэйчел и описывала ему ту сцену, он никогда не позволял себе представить ее полностью и заменял другой, придуманной, с которой мог жить: аккуратная кучка камней, напоминающая ту, что лежала сейчас перед ним, и никаких тел.
Кутов все кричал, повторяя одно и то же слово и показывая на свои часы.
– Что он сейчас говорит? – спросил Льюис.
– Уже полночь, – пояснила Урсула. – Он поздравляет. С Рождеством – по-русски.
Делегацию разместили в маленькой гостинице на дороге в Куксхафен. Когда они приехали туда, был уже час ночи, но Кутов считал поездку чем-то вроде развлечения и отпускать всех так легко не собирался. Все пятеро отправились в бар выпить за успешное завершение операции и спасение человечества. Русский выставил бутылку водки.
– Напиток, выигравший войну, – сказал Кутов, поднимая бутылку с бесцветной жидкостью. – А у вас был ваш английский джин.
– Напиток, который помогал нам забыть о войне, – отозвался Льюис.
– А у вас, месье?
– Пастис, – ответил Болон. – Напиток тех, кто избегает войн.
– Зато у нас напиток, который завоюет мир, – сказал Зигель. – Мартини – величайшее из всех американских изобретений. Не стоит его недооценивать. Я могу осилить два. Три – и я под столом. Четыре – в полной отключке. А эта штука… ну, не знаю. – Он поднял стакан с водкой. – Я ее даже не замечу.
– А как насчет вас, фрау Паулюс? – спросил Кутов. – Какой напиток может предложить ваша страна?
Урсула молча наблюдала за происходящим, и Льюис чувствовал ее неприязнь к этому громогласному русскому.
– Я бы сказала, что пиво, но вы забрали наш хмель и зерно.
Урсула смотрела на Кутова в упор, без малейшего намека на шутливость. Русский ответил ей таким же взглядом в упор, угрожающе прищурившись. Она не отвела глаз, и Кутов в конце концов отвернулся, а потом хлопнул ладонью по столу и захохотал, как человек, которого ничем не проймешь. Коренастый, с короткой шеей, плотный. Стол от его удара зашатался.
– А у вас есть чувство юмора, фрау Паулюс. Мне это нравится. И вы напомнили мне об одной игре, в которую мы, бывало, играли на фронте.
Игра заключалась в том, чтобы постараться как можно дольше не моргнуть, пока кто-то хлопает у тебя перед глазами в ладоши. Кутов играл главного хлопальщика и выбил Болона за десять секунд, а Зигеля за тридцать. Льюис продержался почти минуту, но просто от усталости. Игру легко выиграла Урсула, которая моргнула только через три минуты, когда Кутов неожиданно крикнул “Ха!”.
Потом Кутов спел жалостливую русскую песню, и Льюис никак не мог решить, что за человек перед ним – тонкая душа или просто сентиментальный. Он уже собрался было идти спать, когда Зигель предложил еще одну игру.
– Чтобы убить время перед высадкой, мы играли в игру, которая называется “Если б не война”. Она помогала нам лучше узнать новобранцев. Знаете такую? Ничего сложного. Надо просто сказать, что бы вы делали сейчас, если бы не война. Хорошее, плохое, неважно. Но надо говорить правду. Остальные могут прерывать вас и возражать, если не поверят или захотят узнать больше.
Кутов одобрительно стукнул кулаком по столу.
– Отлично! Я такую игру не знаю, но она мне уже нравится.
Льюис поймал взгляд Урсулы и в шутку сделал испуганные глаза. Он хотел откланяться, но чувство долга и любопытство удержали его на месте.
– Бутылка передо мной, значит, мне и говорить, – продолжал Зигель. – Дальше идем по часовой стрелке. Я начну. Итак, если бы не война… я бы все еще продавал страховки в Филадельфии. Если бы не война, я бы никогда не увидел Эйфелеву башню. Если бы не война, у меня бы уже, наверное, было четверо детей, а не двое. Если бы не война, я был бы на несколько фунтов тяжелее, чем есть. Ну вот. Пока хватит. Можете передавать бутылку, когда захотите. Держите порох сухим.
Он передал бутылку Кутову.
Пальцы у русского были толстые и все в шрамах. Он погладил бутылку другой рукой, и в комнате воцарилась торжественная тишина.
– Если бы не война, – начал он трагическим голосом и замолчал на несколько секунд. Все приготовились услышать нечто страшное, напоминание о том, что русские понесли самые большие человеческие потери в этой войне. – Если бы не война, то сейчас я был бы в Ленинграде со своей женой. – Еще одна пауза. Никто не знал, что и думать. Русский выглядел несчастным, почти сломленным и дышал тяжело, как больной.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
