— По-деловому, — сказала я и прикусила язык. Как будто были какие-то варианты. — Ну, зато мы выяснили, что деньги Таллии — это мотив, оказавшийся невостребованным. Или у вас уже есть какая-то информация?
— Нет, — Брент усмехнулся. — У меня информации нет. Думаю, до завтра ничего не изменится, а завтра — последний день. Томаса выпустят, вам придется что-то сказать королеве. И мне придется ей что-то сказать, причем отдельно от вас. Уверен, ее величество не будет назначать нам аудиенцию одновременно. Впрочем, вы, похоже, забыли о том, что я отвечаю перед королевой точно так же, как вы.
Я застонала. Я просто запуталась. В какой-то момент Брент с его «я тут главный» довел меня до того, что я и вправду забыла, что королеве потребовался «свежий взгляд». И масса проблем, которые ее, разумеется, не касались, зато затрагивали меня.
— Спокойной ночи, — холодно пожелала я и вернула смартфон на зарядку.
Потом я подумала, поставила кондиционер на два градуса выше, легла в кровать и закрыла глаза. Я не стала размышлять, зачем звонил Брент. Стоило признать, что эксперимент доктора Меган я провалила бездарнейшим образом. Ну или такой человек как Брент был по зубам только ей одной.
«Завтра все это закончится, — думала я. — Так или иначе, но завтра все это закончится. Я вернусь к своим трупам, и мы с Гордоном будем вспоминать это дело, возможно, с досадой, но оно останется воспоминанием. Через шестьдесят лет мой преемник раскроет его так же легко, как я — то дело о серийном убийце. Я знаю прекрасно, что поражения тоже надо уметь принимать. Только выигрывать невозможно».
Брент уберется в свою Лагуту, а мы с Рупертом и Стивеном как-нибудь выберемся пообедать. Мы давно работали вместе, а за эти два дня, кажется, стали друзьями.
«Я возьму один день за свой счет, сяду на велосипед и поеду за город. Куда-нибудь далеко, может, в природный парк. Нет, возьму два дня за свой счет и останусь там на ночевку в кемпинге. За окном будет тихая ночь, сверчки и журчание ручейка. Я успокоюсь и попытаюсь прийти в себя».
Может быть, я с кем-нибудь познакомлюсь. С кем-то очень привычным, с кем не надо будет притворяться и стараться понять намеки. Может быть, из этого даже что-то и выйдет. А хочу ли я серьезных отношений? Наверное, нет.
Мы с Брентом сидели сегодня как… в общем, да, если бы на его месте был Стивен, Руперт, Эндрю, Гордон, хоть сам комиссар, я даже не вспомнила бы об этом. Умеет ли Брент кататься на велосипеде, или все, что он признает, это проклятый чоппер? Демонстрация непонятно чего непонятно кому?
И эти его цветы. Они сейчас стояли на кухне, потому что я не хотела их видеть. И так консьерж посмотрел на меня, словно я собрала этот букет в королевском саду, украдкой, по-воровски. Погубила природу ради какого-то глупого шика.
Зачем Брент подарил мне цветы? С ними идти по улице стыдно, неловко, как человеку, бросившему мусор мимо урны, нарочно, у всех на виду.
Но если Брент хотел меня так задеть, почему подарил цветы перед рестораном? Или это способ показать персоналу, что он платежеспособен? Ну, занимать у меня он не стал, уже хорошо.
Или нет. Я не стану никуда выбираться. У меня полно непрочитанных книг. Парочка ждет своего часа точно. И, кажется, старинные детективы были в моей подборке. Раньше дела расследовали иначе…
Свидетели, опросы, беготня. Ни магнета, ни экспертиз. Зато была настоящая слежка — смешно, но ведь это работало! Никто не считал судебные ошибки, конечно… Как это дело выглядело бы несколько веков назад? Ректора Томаса уже бы давно отпустили, а в убийстве обвинили консьержа? Существовал институт подозрения, так что, вероятно, они оба остались бы под подозрением, потому что вина Томаса очевидна и в то же время он все отрицает. А консьерж… ну, у него был доступ в квартиру.
А руки? Кто и как мог отрезать руки? Консьерж? Томас? А что если консьерж был когда-то работником старинного морга? А Томас… Томас мог быть хириргом? Где? Когда?
В прошлой жизни. Правда же, такие навыки не забываются?
Еще как забываются. Именно поэтому все в лаборатории ходят на вскрытия. Отпуск — и уже теряется твердость руки. Томас так же, как я, оказался здесь совершенно случайно? Когда ему было всего двадцать четыре. Поэтому он так легко согласился на административную должность, хотя до того занимался исследованиями. Врач, возможно, он был когда-то врачом. Может быть, тоже авария. Я могу это проверить? Да, я могу, если выясню, что в двадцать четыре года Томас перенес клиническую смерть или серьезную травму.
Или это так не работает. И я ничего, совсем ничего не докажу.
Я почувствовала, что плачу. Не от обиды, досады и даже не от того, что дело было провалено. Я просто устала, и дикие, безумные, неуместные мысли не давали покоя. Я бы хотела, чтобы их не было, но это было не в моей власти тоже.
Я лежала на спине, глотая слезы, отдавая себе отчет, что наутро буду опухшей и похожей на жертву сотни рассерженных пчел, и не могла перестать плакать. На груди была тяжесть, и я успокоилась только тогда, когда эта тяжесть мазнула меня хвостом по лицу и слегка прихлопнула лапой.
Бу всегда оставался Бу. Мыслящим животным, которого я не могла понять.
— Пушистый засранец, — пробормотала я, обнимая Бу.
И, кажется, наконец заснула.
Глава тридцать пятая
На удивление, спала я хорошо.
Мне не снилась работа — а бывало, что снилась, и во сне я частенько теряла труп. Собственно, это было моим кошмаром: я занималась рутиной, надиктовывала результаты, за моим плечом вытягивал шею следователь, а потом я отворачивалась на секунду, и все, трупа нет. Хорошо, если я успевала заметить, как следователь улепетывает с телом из прозекторской, но чаще всего следователь так и стоял столбом, а труп испарялся. И я, конечно, просыпалась в поту.
Иногда я путала показания. Когда я только начинала самостоятельную работу, всегда боялась что-то сказать не так, и потому во сне мне мерещилось, что я даю показания не по тому делу и не тому Судье.
А вот прежняя жизнь мне не снилась. Никогда, и это было странно, но… за это можно было только быть благодарной. Это было бы слишком больно, и я все-таки считала, что подобного не заслуживала.
Мне не приснился Брент. Это тоже было к лучшему, особенно принимая к сведению его своевременное пожелание доброй ночи. Сейчас, свесив с кровати ноги и выковыривая из-под одеяла очень этим недовольного Бу, я думала, что Брент с таким же успехом мог ворваться в женский туалет. С букетом цветов. Должны же у этого человека присутствовать хоть какие-то понятия о приличиях?
И было всего пять утра. Для меня пробуждение позднее, но учитывая, во сколько я легла, — терпимо и даже похвально.
Я спустила Бу на пол и пошлепала на кухню.
Цветы.
Вот про них я забыла и сейчас застыла в дверях, судорожно вспоминая, как, где и когда я раздобыла это преступление против природы и человечества. Вспомнила быстро, покраснела, занялась завтраком, стараясь не оборачиваться, а потом, не выдержав, отнесла вазу в спальню, заодно заправила кровать.
