Гаитэ дошла до стены и пошла в обратном направлении. Когда она двигалась, ей всегда мыслилось яснее.
У неё есть два выхода. Можно попытаться избавиться от Торна. Это не так сложно сделать, если живёшь с мужчиной бок о бок, но сама мысль об этом претила Гаитэ.
Самый простой путь — отравить Торна, освободить Сезара и способствовать его возведению на престол.
Эту мысль Гаитэ отвергла сразу. Слишком подло. И слишком глупо.
При Торне она хотя бы номинально носит корону, но что достанется ей при Сезаре? Гаитэ доверяла второму брату едва ли больше, чем собственному мужу, но знала одно — умереть она ему не позволит.
Второй выход — организовать побег Сезару, убедив его покинуть Саркассор.
Гаитэ необходимо было увидеться с узником. Увидеться — лично. Обратиться с этим она могла лишь к одному человеку — к Кристофу.
В день, на который было назначено свидание, Гаитэ сказала всем, что отправляется помолиться святыням в Духов Храм. Она отдавала себе отчёт, что выследить её несложно, но выхода не было. Гаитэ решила совершить этот дерзкий поступок, а дальше будь, что будет. Как Добрые Духи пошлют.
Гаитэ волновалась перед встречей с Сезаром словно молоденькая девчонка, спешащая на первое свидание. Хотя свиданием в прямом смысле слова предстоящую встречу было назвать нельзя.
— Ты уверен, что всё пройдёт гладко? — в очередной раз с волнением спросила она у Кристиана.
— Госпожа, разве я могу подвести вас? Одних заставит молчать жадность и корысть, других — страх. Я умею его внушать. Вам не о чем волноваться, — заверил её верный слуга.
Гаитэ молча кивнула.
На всякий случай, выходя их кареты, она скрыла лицо под вуалью, прячась от случайного любопытного взгляда.
Кристоф был прав. Каким образом он договаривался с тюремщиками и что им говорил, она и знать не хотела, удовлетворившись тем, что к пленнику её пропустили без лишних разговоров и с полным к ней почтением.
Гаитэ ожидала увидеть Сезара сломленным, раздавленным, но в тот момент, когда она переступала порог, опальный принц Фальконэ подтягивался на одной из перекладин, поддерживающие арочные переходы. Заметив посетителей, он с некоторой досадой был прервал своё занятие, вопросительно глядя на коменданта.
— К вам посетительница, Ваша Светлость.
Сезар без особого энтузиазма бросил взгляд на Гаитэ. Под ворохом роскошных тряпок, что она на себя натянула, кроме пола гостьи определить что-либо было сложно.
Но стоило двери затвориться, она приподняла вуаль и Сезар, нахмурившись, сделал несколько шагов вперёд:
— Ваше Величество?.. Гаитэ — ты?.. — сказал он с такой искренней радостью, что сердце молодой женщины затрепетало, как цветок, оживающий с первыми каплями дождя, пролившегося после долгого иссушающего зноя. — Ты пришла?
В первый момент ей показалось, что он заключит её в объятия, но, увы, Сезар сдержался.
Лишь глаза его радостно блестели. Лишь взглядом позволял он себе целовать её глаза, губы, руки.
— Кто бы мог подумать, что придётся встречаться при подобных обстоятельствах? — горестно вздохнула она. — Тебя обвиняют в…
— Я не виновен в том, в чём меня обвиняют. Я никогда не придавал интересов семьи и короны.
— Я знаю.
На лице Сезара было написано столько чувств, но над всем преобладала радость.
Он был счастлив видеть Гаитэ и счастье так и переливалось через взгляд и улыбку.
— Ты получила моё письмо?
— Да.
— Прости, я знаю, что не должен был, но… я боялся, что никогда не увижу тебя больше. Мне было важно сказать это последнее «люблю». Я и надеяться не мог на встречу. Но ведь ты рискуешь?..
— При правлении Торна все рискуют. Даже тем, что дышат.
Сезар нахмурился, вопросительно глядя на Гаитэ:
— Он груб с тобой?
— Всего лишь холоден и на данный момент моему обществу предпочитает общество очередной фрейлины. Но это пустяки. Я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать его.
Сезар выпрямился. В глазах его блеснула молния:
— Есть много способов справиться с распутными мужьями.
— Я не буду спрашивать о чём ты говоришь. Я понимаю твои намёки.
— Что тут понимать?! Когда ты жив, ты можешь быть, по-своему усмотрению, живым полностью или наполовину. Когда ты мёртв — ты полностью мёртв. Ведь так?
— Я не стану убивать моего мужа, будь он неверен мне хоть десять тысяч раз. И мне всё равно. Правда, мне уже безразлично, где он проводит свои ночи, лишь бы не со мной. Я больше не люблю твоего брата.
Сезар жизнерадостно захохотал. Этот полный жизни и огня смех странно было слышать в такое безнадёжном и мрачном месте, как тюремная крепость.
— Не любишь? Как будто ты когда-нибудь его любила?
— Конечно, любила!
— Тебе, наконец, достаёт храбрости признать очевидное. Впрочем, ты делала это и раньше, когда предложила бежать. И нужно было тогда тебя послушать, — с горечью добавил Сезар.
— Мы можем сделать это и сейчас.
Сезар замолчал, внимательно глядя на Гаитэ, щуря лисьи глаза.
— Сбежать отсюда? Это безнадёжно.
— Нет.
— Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Стоит мне сделать одно неверное движение как меня казнят.
— И ты предпочитаешь, ничего не делая, прожить здесь до конца дней? Я тебе не верю. Это не в твоём характере. Ты не можешь просто сидеть и ждать.
— Я не хочу вмешивать тебя в это, любовь моя. Это слишком опасно.
— Хочешь или нет — я уже в этом увязла. Так или иначе, ты постараешься бежать. Но если надеешься поднять очередное восстание — ты обречён на поражение. Стране не нужна очередная гражданская война. Мы должны бежать. Бежать из Саркассора в Новый Мир.
Сезар с грустью смотрел на Гаитэ, чем только сильнее злил.
— Оставь свои мечты триумфально въехать в Жютен! — раздражённо сказала она. — Этого никогда не будет.
— Трудно оставить мечту, лелеемую с детства, — усмехнулся он без малейшего намёка на веселье. — Чернь сначала славила меня за победы, а теперь за то же порицает. Но ведь ты понимаешь, что Торн — пустоцвет? Только мне под силу осуществить мечту отцу, сохранив Сарокассор под властью Фальконэ.
Гаитэ вдруг остро ощутила приступ бессилия. Казалось, что они говорят на разных языках и не способны понять друг друга:
— Меня не интересуют сейчас твои мечты, Сезар. Меня интересует твоя жизнь. Никогда раньше она не висела на таком тонком волоске…чему ты улыбаешься?! Разве я говорю что-то весёлое? Иногда твоё поведение удивляет, иногда — обескураживает, а порой откровенно пугает. Я никогда не могу предугадать твоё поведение заранее.
