Те, кто пытался убежать через Перевал Трех Ступеней, теперь застыли, терпеливо дожидаясь, пока передние ряды освободят проход.
Дункан озирался в некотором замешательстве.
– Много же понадобится пастушеских овчарок, чтобы собрать всех, – заметил он, и барон Аралду ухмыльнулся в ответ:
– Лучше так, чем то, что нам предстояло, милорд.
Дункан вынужден был согласиться.
Иначе дело обстояло с лейтенантами Моргарата.
Некоторых из них схватили, но большинство успели укрыться в болотном краю. Кроули, командор рейнджеров, покачал головой, понимая, что его людям и ему самому предстоит немало потрудиться, выискивая беглецов. Надо будет отрядить рейнджеров с особым заданием выследить лейтенантов Моргарата и доставить их к королю на суд. Так оно всегда и бывает, подумал он не без иронии. Пока другие будут отдыхать и праздновать победу, рейнджеры продолжат трудиться днем и ночью.
Хорас, в синяках, шишках, залитый кровью, был препровожден к шатру самого короля. Там о нем должен был позаботиться лекарь. В результате безумного падения под копыта боевого коня он был сильно изранен. У него оказалось несколько переломов, из уха бежала кровь. Но ни одно из увечий не угрожало жизни, и королевский лекарь, немедленно и тщательно его обследовавший, изъявил уверенность, что юноша со временем поправится полностью.
Сэр Родни поспешил к носилкам, когда Хораса уже готовились унести с поля боя. С растопыренными от ярости усами он навис над своим учеником.
– Ты что, черт тебя дери, совсем ум потерял?! – взревел он, да так, что Хорас поежился. – Тебя кто просил бросать вызов Моргарату? Ты ученик, мальчишка, да еще и дурак полнейший!
Интересно, подумал Хорас, долго ли еще на него будут кричать? Сейчас сэр Родни внушал ему больший страх, чем разъяренный Моргарат на поле боя. Находясь в полуобморочном состоянии, Хорас мучился тошнотой и головокружением, и раскрасневшееся от гнева лицо учителя, склонившегося над ним, то расплывалось у него в глазах, то обретало ясные очертания. В голове пульсировала тупая боль; Хорас не очень-то понимал, что именно ему говорили. Может, Моргарат все еще жив, подумал он в дурмане и попытался встать.
Сэр Родни тут же успокоился. Гнев сменился выражением тревоги и заботы. Он бережно удержал своего ученика от попыток подняться, потом нагнулся и стиснул ему руку в крепком рукопожатии.
– Угомонись, мой мальчик, – промолвил он. – Ты сегодня достаточно сделал. Ты сделал славное дело.
Холт между тем проталкивался сквозь толпы ничего не понимающих уорголов. Ему уступали дорогу без всякого сопротивления или враждебности. В судорожном отчаянии он искал Уилла.
Но он не видел никаких следов своего ученика и дочери короля. Услышав слова Моргарата, все поняли: раз Уилл пока жив, то есть надежда, что и Кассандра, как в действительности звалась Ивэнлин, тоже жива. То обстоятельство, что Моргарат не упомянул о ней, свидетельствовало, что он не знал всей правды. Вот почему, осознал Холт, она взяла себе имя своей камеристки. Тем самым она помешала Моргарату воспользоваться сильнейшим оружием против Дункана.
Холт нетерпеливо расталкивал безропотных уорголов, когда услышал сбоку слабый возглас и остановился.
Прислонившись к дереву, едва живой, на земле сидел скандианец. Он сполз по стволу спиной, вытянул ноги, голова его бессильно склонилась к плечу.
Огромное кровавое пятно расползалось у него на боку, пропитав овчинный жилет. Меч лежал рядом, слишком тяжкий для его ослабевшей руки.
Слабым движением он пытался нашарить оружие, и его глаза, обращенные к Холту, взывали о помощи. Нордел, которого покидала жизнь, дал рукояти выскользнуть из ладони. И вот, обессилев от потери крови и почти уже ничего не видя, он не находил своего оружия, зная, что смерть уже близко. Холт встал возле него на колено. Скандианец не представлял опасности, в нем не было вероломства. Перед смертью это ни к чему. Холт поднял меч и вложил морскому волку в руку, сомкнув его пальцы на кожаной рукояти.
– Спасибо… друг… – слабо выдохнул Нордел.
Холт горько кивнул. Он восхищался скандианцами как воителями, и досадно ему было видеть одного из них в таком положении – до того слабым, чтобы быть не в состоянии удержать в руке меч. Рейнджер знал, что значит оружие для морских разбойников. Неторопливо поднявшись и уже собираясь уйти, он вдруг остановился.
Хорас говорил, что Уилла и Ивэнлин захватил небольшой отряд скандианцев. Возможно, этот раненый что-нибудь знает. Снова припав на одно колено, Холт повернул голову скандианца к себе.
– Мальчик, – проговорил он настойчиво, зная, что остаются считанные минуты. – Где он?
Нордел нахмурился, с трудом понимая, о чем его спрашивают. Память уже покидала его. Все стало неважным.
– Мальчик, – повторил Нордел заплетающимся языком, и Холт не мог ничего поделать с собой – он встряхнул умирающего.
– Уилл! – воскликнул Холт в отчаянии. – Рейнджер. Мальчик. Где он?
В глазах скандианца вдруг слабым проблеском отразилось понимание, когда он вспомнил пленника. Нордела восхищало его мужество. Восхищало, как он сумел удержать морских разбойников.
– …там, у моста… – еле слышно произнес он, и Холт снова его встряхнул:
– Да! Мальчик у моста! Где он?
Взор Нордела вдруг прояснился. Нужно вспомнить. Он знал, это что-то важное для угрюмого чужака, и хотел помочь.
– …ушел, – выговорил он наконец.
Хорошо бы, чужак его больше не тормошил. Боли это вовсе не причиняло, ведь он совсем ничего не чувствовал, но возвращало его из сладкого дремотного забытья, в которое он впадал. Заросшее щетиной лицо было теперь от него далеко, в конце коридора. Эхом по этому коридору до него докатился голос:
– Куда ушел?
Нордел вслушивался в эхо. Ему нравилось эхо. Что-то напоминало ему… что-то из детства.
– Куда-да-да? – снова донеслось эхо, и теперь он вспомнил.
– На болота, – сказал он, – через болота на корабли.
Выговорив все это, Нордел улыбнулся. Он хотел помочь чужаку, и вот помог. И мужчина не стал его больше тормошить. Нордел был этому рад.
Холт поднялся, оставив тело Нордела.
– Спасибо тебе, друг, – сказал он просто.
Затем старый рейнджер ринулся к Абеляру, покойно щипавшему траву, и взлетел в седло.
Высокие заросли трав, топи и извилистые протоки воды – вот что представляли собой болота. Для большинства людей они были непроходимы. Один неверный шаг – и человека засасывала коварная трясина. А если он избегнет трясины, то заплутает в этих топких, опасных низинах и будет блуждать до тех пор, пока не свалится от усталости или не надышится ядовитых испарений, а затем и вовсе сгинет.
Острожные люди избегали болот. Тайные тропы, ведущие через трясины, были ведомы лишь рейнджерам да скандианцам, которые постоянно совершали набеги и умели проходить по опасным местам.
