Ликованию и радости с обеих сторон не было предела. Пленники хотели выйти, но им не дали этого сделать — их подняли на руки и с торжеством вынесли на площадь под оглушительные приветствия вновь прибывавших отрядов.
Казалось, победа уже одержана, но в этот момент на площадь через одну из боковых улочек выплеснулась целая волна индийцев, бежавших под натиском войск Хассина. Они отбивались с отчаянием обреченных, пытаясь выйти из окружения и прорваться к реке.
— Раджа! Там среди них раджа Брук!.. — закричал Сандокан с загоревшимся взором. Он выхватил саблю у одного из пиратов и, не раздумывая, бросился в гущу врагов. Янес, Тремаль-Найк и другие последовали за ним. Сабельные удары, которые наносил Тигр Малайзии, были так страшны, что гвардейцы раджи бросали оружие и разбегались перед ним, даже не помышляя о сопротивлении.
Вскоре только один человек остался на площади перед Сандоканом: это был сам раджа Брук. В разорванной одежде, с саблей в руке, еще окровавленной, затравленным взглядом он озирался вокруг, видя повсюду перед собой лишь плотную стену врагов.
— Он мой!.. — закричал Сандокан, выбивая саблю из его рук. — Не трогать его! Он мой!..
— Вы!.. — увидев его, воскликнул раджа. — Опять вы!..
Ярость клокотала в его горле и мешала ему говорить.
— Я имел право на реванш, ваша светлость, — отвечал ему Сандокан. — Теперь мы с вами в расчете.
— Ваша светлость? — вскричал побежденный раджа. — Вы обращаетесь ко мне так в насмешку?.. Мое княжество захвачено, мой трон повержен, а сам я всего лишь пленник.
— Вы не пленник, Джеймс Брук. Вы свободны, — сказал Сандокан, давая своим пиратам знак пропустить его. — Айер-Дак!.. Проводи его светлость к устью реки и предоставь ему один из наших праос. Он волен отправиться на нем, куда угодно.
Окруженный пиратами, экс-раджа оставался недвижим. Казалось, он внезапно лишился сил и неспособен был сделать ни шагу. Он точно не верил, что власть над княжеством утрачена навсегда, что он потерпел поражение. Лицо его было бледным, как полотно, руки бессильно опущены.
А стрельба на улицах города продолжалась. Все новые и новые отряды малайцев вливались в него, оттесняя последних гвардейцев раджи к окраинам. Большая группа повстанцев показалась на площади, устремившись к дворцу.
— Долой раджу! Да здравствует Хассин! — кричали воины, разгоряченные боем.
Еще минута, и они, заметив стоящего здесь Джеймса Брука, набросились бы на него. Сандокан поспешил дать команду, и отряд Айер-Дака, окружив раджу плотной стеной, чтобы скрыть от повстанцев, быстро увел его с площади.
— Никогда больше этот человек не вернется сюда, — глядя ему вслед, сказал Сандокан. — Звезда Джеймса Брука закатилась навсегда!..[8]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На другой день племянник Муда-Хассина с великой помпой водворился во дворце Джеймса Брука, прежней резиденции султанов Саравака.
Несмотря на все удобства цивилизации и улучшения, введенные Бруком, население города так и не простило свергнутому радже его европейского происхождения — повсюду оно радостно браталось с повстанцами. Шумные празднества по этому поводу без перерыва длились несколько дней.
Новый султан не забыл поддержки, оказанной ему союзниками, и не остался неблагодарным по отношению к ним. Предложив Сандркану, Янесу и Тремаль-Найку большие богатства и почести в своем княжества, он уговаривал их остаться здесь навсегда. Но вежливо поблагодарив его, все трое отклонили эти лестные предложения.
А еще несколько дней спустя, счастливые Ада и Тремаль-Найк поднялись на корабль, направлявшийся в Индию, в то время как Сандокан с Янесом готовились к возвращению на Момпрачем. Радость победы окрашивалась грустью расставания.
— Увидимся ли снова когда-нибудь? — со слезами на глазах сказал Тремаль-Найк, когда друзья его собирались спуститься в шлюпку, а корабль готов был уже сняться с якоря.
— Кто знает, — ответил Сандокан, обнимая на прощание всех по очереди. — Индия давно привлекает меня, и, возможно, придет день, когда мы встретимся еще на берегах Ганга. Суйод-хан!.. Это имя, как вызов, звучит для меня. Вот человек, с которым я хотел бы помериться силами. Счастливый путь! Прощайте, друзья! Но что-то подсказывает мне в душе, что это не последняя наша встреча.