Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
– Печально. Кошмарно. Чудовищно жалко человека и его близких. Он ведь уйдет из жизни к их невольному облегчению, и память о том, каким был последние месяцы или годы, не вытравить. Скажите, Евгений Евгеньевич, а после трагедий, которые произошли с друзьями, вам не пришло в голову заняться здоровьем, профилактикой сосудистых нарушений?
– Вообразите себе, пришло. Я бросил курить, стал мерить давление, пить лекарства, делать зарядку.
– Замечательно! Надеюсь, под пломбой в коренном зубе у вас хранится капсула с ядом, чтобы в роковую минуту надавить и легко преставиться?
– Конечно, все это смешно в молодости, потому что очень далеко.
– В молодости, возможно.
– А в ваши преклонные года какие страхи? Ваша очередь признаваться.
– Не боюсь смерти, – я замолчала, прислушалась к себе и повторила. – Точно, не боюсь. Но холодею при мысли о том, что будет, когда, по выражению … по выражению моего двоюродного брата, склею ласты. Представьте себе, что я очень полная, килограмм сто пятьдесят. Вы обратили внимание, что в метро мало тучников? Нам, то есть им, так же тяжело передвигаться как инвалидам. Итак, я буду очень толстой. Поднять мое тело смогут только четыре человека, да и им придется туго, по лестнице не снести. В моем доме нет грузового лифта, мертвую тушу придется скрючить и затолкать в пассажирский лифт и уже больше туда никто не поместится. Вы смотрели фильм «Что гложет Гилберта Грейпа»? Там отлично сыграл Джонни Депп и гениально – молодой Леонардо Ди Каприо, мальчика с патологией психики. Они два брата, у них еще две сестры. Их мама чудовищно толстая, три центнера, не меньше. Она умирает, и дети понимают, что спустить ее со второго этажа невозможно. Нужно разбирать крышу и вызывать подъемный кран. Сбегутся зеваки, станут наблюдать, судачить об их любимом человеке, которому и после смерти нет покоя. Дети выносят из дома какие-то вещи и поджигают его. Смотрят на громадный пожар – прощаются с мамой. В другом фильме, опять-таки американском, толстой женщине, проводящей все время в кровати, понадобилось обследование в больнице. Удалили стену комнаты с окном, подцепили кровать тросами, закрепленными на подъемном кране…
– Александра Петровна! – не выдержал Женя. – Вам до подобной перспективы, абсолютно не стопроцентной, еще много-много лет!
Я посмотрела на него и ничего не ответила. Перспектива давно стала реальностью, в которую я могу вернуться в любой момент. Старичок-Боровичок не сообщил, сколько времени он собирается тешиться своим колдовством.
– Вероятно, – продолжил Женя, – все дело в пирожных, которые вы обожаете. У вас в голове возникла некая связь между сладким и якобы грядущей полнотой.
– Как просто! Все гениальное просто, только почему-то посещает головы гениев, а не простаков. Поскольку я сама не додумалась до такой ерунды, в гениальности мне отказано.
– Вы иронизируете?
– Злюсь. Я не люблю, когда речь заходит о моем лишнем весе.
– Да какой лишний, помилуйте! Вы, конечно, не щепка и не глиста, не жертва модной анорексии. И слава богу! У вас великолепная фигура! Говорю вам как…
– Как кто? Договаривайте!
– Как мужчина, который…
– Который, продолжайте…
– Объект наблюдения показался, – ткнул Женя мне за спину.
Я повернулась:
– Точно, она. Сейчас вам будет сложнее всего, я не знаю, куда она едет, а потеряться на московских улицах проще простого.
– Попробую справиться.
Женя не упустил Свету, хотя мне казалось, что несколько раз мы теряли из виду ее автомобиль. Женя сохранял спокойствие и меня к нему призывал.
Света подъехала к гостинице, припарковала машину и вышла.
Я запаниковала:
– Если они сняли номер и прямиком туда отправятся, все насмарку.
– Кто они?
– Света и ее любовник. Вон, видите, подходит к ней.
– Александра Петровна, простите, это ваш бывший?.. Та самая любовь, из-за которой…
– С ума сошли! – возмутилась я. – Разве не видно, что это обсевок с хронической интеллектуальной недостаточностью? Ура! Они зашли в ресторан. Надо деткам подкрепиться, – говорила я, набирая номер Самохина. – Витька! Пулей! Сколько тебе ехать до Октябрьской площади? Десять минут? Отлично! – Я нажала «отбой». – Евгений Евгеньевич, очень вам благодарна! – говорила я и красила губы, откинув козырек над окном, в который было вмонтировано зеркальце. – Я поцеловала бы вас в щечку, если бы не эта вампирская кроваво-красная помада. Поэтому просто брошусь на шею, – я обняла Женю. – Еще раз спасибо! Всего доброго!
Самохин выглядел на твердую пятерку. Не знаю, плясали ли на его спине тайские массажистки, но его старания заслуживали похвалы:
– Молодец! Ты все помнишь? Ты повторил свою мантру времен очаковских и покоренья Крыма?
– Присоединения Крыма? Мою мантру? – удивился Витя.
– Эрудит ты мой! Времен молодости, когда ты был как липкая лента, на которую слетались мухи-женщины. Девушка, вы так прекрасны… у вас глазки, ушки… и далее по тексту. – Мы входили в ресторан, и я продолжала инструктаж, придав лицу глупое, самодовольное выражение: – Главное, ни при каких обстоятельствах! Ни при каких! Не замечай Свету! Даже если столкнешься с ней лоб в лоб. Ты видишь только меня, остальной мир не существует. Обними меня за талию, крепче! Воркуй мне на ушко, воркуй!
Получилось как нельзя лучше. Мы прошествовали мимо столика, за которым сидели Света и ее хахаль. Не заметить нас, главным образом меня, было невозможно. Для достоверности образа я крутила задом. Поскольку, неопытная, делала это впервые в жизни, то чуть не навернулась на каблуках и весьма живописно свалилась на Витю. Выглядело так, словно мне лишний раз хотелось с ним обняться. Боковым зрением Витя увидел жену и слегка пристыл. Или все-таки на него подействовало мое прилипание?
Когда мы сели за столик, я вихлялась, жеманничала, закатывала глаза, что со стороны выглядело как чрезмерное кокетство. Если не слышать того, что я говорила.
– Изображай влюбленного, чурбан! Возьми меня за ручку. Поцелуй каждый пальчик. Теперь другую руку. Говори, подавай реплики, мне сложно хихикать в пустоту.
– Ты очень красивая, – начал Витя. – У тебя изумительные глаза какого-то волшебного цвета. Голубые, серые…
– Розовые. И-го-го!
Я перебивала его реплики радостным ржанием. Точно меня в спину периодически кололи иголкой в точку высшего наслаждения.
– Скульптурный овал лица, волнительно очерченные губы…
– И-го-го!
– Я наслаждаюсь, целуя твои прохладные пальчики…
– Ты еще не видел мои коренные зубы! И-го-го!
Мы сидели удачно: я была хорошо видна Свете, а также она могла лицезреть спину мужа и его профиль. Подошел официант, мы прервали свое милое занятие.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
