Во время выздоровления Пенфилд решил, что Бог, должно быть, пощадил его ради какой-то высшей цели. За следующие десять лет он пришел к выводу, что эта цель заключается в решении глобальной проблемы отношений между разумом и телом: каким образом материальный мозг создает нематериальный разум.
Этот вопрос впервые заинтриговал его в исследовательских лабораториях Оксфорда, где ученые удаляли верхние отделы мозга у кошек. Эти кошки ели, спали и нормально двигались, но превращались в зомби: любая игривость или проявления индивидуальности исчезали. Наблюдая за ними, Пенфилд задавался вопросом, где находится центр высших способностей человека.
Для молодого хирурга решение проблемы отношений между разумом и телом, которая оказалась не по зубам таким светилам, как Декарт, Аристотель и Кахаль, не было проявлением гордыни – во всяком случае, не только гордыни. Новые методы нейрохирургии наконец позволили ученым работать непосредственно с живым мозгом: стимулировать его, пальпировать и зондировать электрическими импульсами. Эта перспектива завораживала Пенфилда, и он потратил следующие несколько десятилетий в попытках обнаружить «духа в машине».
Такие возвышенные мысли годами занимали воображение Пенфилда. Известие о болезни Рут вернуло его к суровой медицинской реальности жизни и смерти. Он лишь несколько месяцев назад получил работу в Монреале, и сестра прибыла в его новый дом в сумеречном состоянии, едва держась на ногах и хватаясь за перила.
Еще до завтрака Пенфилд усадил Рут и посветил ей в глаза. Ее зрительный нерв выглядел распухшим, и он заметил маленькие красные кровоизлияния на сетчатке, похожие на трещины в разрушающейся дамбе. Он сразу же все понял, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Опухоль за носовыми пазухами давила ей на мозг. Кто-то должен был как можно скорее прооперировать ее.
Поэтому после того как Рут легла в постель, Пенфилд собрал троих коллег в гостиной и выдвинул свою кандидатуру. Он сказал, что его агрессивный подход лучше всего подойдет для Рут; хождение вокруг да около и попытки оставить слишком много лишней ткани будут смертным приговором для нее. При этом Пенфилд понимал, что благоразумный хирург не должен лечить любимых людей, поэтому он попросил коллег быть его консультантами. Они долго дискутировали, но позволили ему взяться за дело.
11 декабря 1928 года Рут выпила высокобелковый коктейль на завтрак в больнице. Медсестры обрили ее наголо и стерилизовали кожу головы. Потом Пенфилд воспользовался восковым карандашом, чтобы очертить подковообразную линию над ее правой бровью. Он выпилил кость по лекалу и открыл люк в ее черепе, обнажив мозг. Ассистент с пульверизатором брызгал на поверхность солевым раствором, чтобы она оставалась влажной.
На этом Пенфилд сделал паузу и спросил сестру, как она себя чувствует. «Очень хорошо», – ответила она.
Нейрохирург Уайлдер Пенфилд. (Национальная медицинская библиотека)
Поскольку поверхность мозга нечувствительна к боли, Руфь могла оставаться в сознании во время операции и получила лишь инъекцию новокаина для обезболивания скальпа, наподобие той, которую вы получаете в кабинете у дантиста. Фактически Пенфилд предпочитал, чтобы пациенты пребывали в сознательном состоянии во время операций (42) и могли разговаривать с медсестрами, потому что так он знал, что их мозг по-прежнему функционирует. Опасность наступала, когда они замолкали. Но вскоре после начала операции болтовня Рут о ее шестерых детях стала нервировать его, и он попросил пациентку замолчать.
После десятилетий роста опухоль поглотила большую часть правой передней доли мозга Рут; она выглядела как серый осьминог, присосавшийся к ее мозгу, с массой питавших его толстых кровеносных сосудов. И хотя она состояла только из глиальных клеток, ее масса буквально сокрушала соседние нейроны, которые хаотически срабатывали и вызывали припадки.
Пенфилд начал удалять эту массу кусок за куском; она была довольно прочной, как слоеное тесто. В целом ему пришлось удалить 1/8 объема мозга из-за повреждения тканей. Сверху оставшаяся часть ее мозга выглядела как круглая буханка хлеба, надкушенная с одной стороны.
И это было не самое худшее. Когда Пенфилд готовился зашить свою сестру, он заметил, что один сохранившийся корешок опухоли произрастал из нижней части черепа. Он проследил его взглядом до скрытого углубления. Хирург-ассистент заметил интерес Пенфилда и пробормотал: «Не стоит так рисковать». Но Пенфилд назначил себя лечащим хирургом именно потому, что был готов идти на риск: зачем оставлять потенциальную угрозу? Поэтому в спешке («Я поступил довольно безрассудно», – признался он впоследствии мужу Рут) он взялся за дело. Он обернул петлю из шелковой нити вокруг последнего отростка, захлестнул ее, как лассо, и потянул на себя.
Отросток оторвался и остался болтаться на нити. Внезапно соседний кровеносный сосуд тоже порвался, и череп Рут затопила кровь. Пенфилд стал совать внутрь комочки ваты и прижимать их, чтобы остановить поток, но ее мозг исчезал в бушующем красном море. Прошло много напряженных минут, и Рут потеряла сознание; лишь после трех переливаний крови ее состояние стабилизировалось.
Но когда Пенфилд собирал последние капли крови и думал, что выиграл эту схватку, то увидел, что опухоль проникла еще глубже. Фактически она распространилась на левое полушарие мозга Рут, куда он не мог дотянуться. Это погасило его энтузиазм. Операция закончилась; опухоль победила. Годы спустя Пенфилд по-прежнему вспоминал этот момент.
Следующие несколько дней Рут страдала от ожидаемых последствий операции в виде головных болей и тошноты, но ее память, чувство юмора и жизненная энергия быстро вернулись. В феврале, через три недели после возвращения домой, она даже прислала Пенфилду письмо о том, как недавно танцевала со своим мужем на вечеринке в «Ротари-клубе». Она чувствовала себя подвижной, сексуальной и чрезвычайно привлекательной в синей шляпке и платье. Она сказала брату, что он вернул ее прежнюю жизнь.
Тем не менее ближние Рут замечали проблемы в ее поведении. У нее пропала способность, которую неврологи называли «исполнительным чувством», и в результате ей было трудно составлять планы и особенно следить за их реализацией. (Элиот, чей случай описан в предыдущей главе, тоже страдал от этого.)
Пенфилд лично убедился в этом изъяне во время поездки в Калифорнию в начале 1930 года, когда посетил Рут за обедом на пятерых человек. На подготовку у нее ушел целый день, хотя это не должно было представлять трудности для такой опытной домохозяйки, как она. Пенфилд, прибывший в начале вечера, застал сестру в слезах: дети бегали без присмотра, стол находился в беспорядке, ингредиенты для салата и других закусок разбросаны по кухне. Тот вечер завершился неплохо: Рут по-прежнему могла следовать указаниям и хорошо готовить, поэтому, когда Пенфилд успокоил ее и помог приготовить жаркое, ее настроение улучшилось. Однако Пенфилду оставалось только вздыхать: его сестра больше не была собой.
