— Никаких опозданий, — предупредила она. — Императрица ждать не любит.
Я последовал за ней, и теперь знаю, что в тот момент был единственным человеком в России, который не понимал, что от меня требуется и куда меня ведут.
34Я прохаживался по коридору, репетируя свою речь перед Екатериной.
— Ваше величество… — пытался я подобрать нужный тон. — Томас Джефферсон[6] клялся перед Всевышним до конца своих дней бороться против тирании в любом ее проявлении. А если вспомнить, что Вольтер говорил…
Но все это были лишь слова.
— Вы красноречивый человек, — сказал мне когда-то Франклин.
— Никто не может быть более красноречивым, чем солдат, готовый отстаивать независимость родины, — ответил я тогда.
Это было прекрасно сказано, и тогда я искренне верил в свои слова, поэтому и взялся за это поручение. Но мне не часто доводилось разговаривать с сильными мира сего — с людьми, которые одним словом могли послать в бой целые армии или, напротив, удержать их.
Если я найду правильные слова, которые дойдут до сердца императрицы, то спасу многие тысячи жизней своих сограждан и, может быть, даже сохраню надежду на то, что моя страна обретет независимость…
Только бы найти правильные слова!
Никановская, оставившая меня в коридоре, вернулась и знаком пригласила следовать за ней. Но не успели мы сделать и нескольких шагов, как из бокового коридора появился Потемкин в сопровождении личной охраны.
— Итак, — улыбнулся он, — вы получили то, к чему стремились, — аудиенцию у императрицы…
Он наклонился ко мне и тихо сказал на ухо:
— Если императрица останется вами довольна, я дам вам все — богатство, власть, влияние. Но если она будет разочарована — вы умрете.
Я остолбенел от такого заявления, но Потемкин уже ушел, а Никановская потянула меня дальше по коридору.
— Подождите, — запротестовал я, останавливаясь. — Я не понимаю, что…
Она вдруг прижала меня к стене и поцеловала в губы. Потом нажала на какой-то рычаг, и панель повернулась, открыв темный провал потайного хода. Никановская втолкнула меня туда, и панель снова повернулась, оставив меня в кромешной тьме.
— В чем дело? Что происходит?! — крикнул я, стараясь не показать, что я разозлился. Похоже, я стал жертвой какого-то нелепого розыгрыша, которыми часто развлекались при дворе, и в этом случае полагалось показать, что у меня есть чувство юмора, иначе все будет потеряно.
В темноте меня обняла другая женщина. Судя по духам, это была графиня Бельфлер. Она тоже страстно поцеловала меня в губы, после чего толкнула по коридору в полутемную комнату, где меня подхватило множество женских рук. Незнакомки гладили, ощупывали и целовали меня, то посмеиваясь, то сладострастно постанывая. Мои глаза привыкли к полутьме, и я смутно различал женщин в масках.
— Что… — начал было я, но, прежде чем я успел договорить, меня втолкнули в комнату, ярко освещенную сотнями свечей. Пол был застлан огромным ковром из соболиного меха.
— Полковник, — раздался низкий и глубокий женский голос.
Я обернулся и увидел ее — Екатерину, императрицу России. Она сидела за письменным столом в своем великолепном, сверкающем бриллиантами платье. На руках, на шее, в волосах и в ушах ослепительно сияли россыпи алмазных звезд.
— Или я могу называть вас просто Кайреном? — спросила она, словно кто-то мог перечить ее желаниям.
— П-пожалуйста, м-моя королева, — пробормотал я.
Она протянула мне руку, и я почтительно коснулся ее губами.
— Я хотела поблагодарить вас за все, что вы сделали для меня. Королева никто без верных слуг, а вы доказали, что на вас можно положиться.
Меня сразу насторожило, что она говорит со мной как с одним из своих подданных. Но в следующую секунду я удивился еще больше, когда императрица вдруг взяла мою руку и поцеловала мои пальцы. Я был в таком изумлении, что даже подпрыгнул, когда в дверь постучали. Императрица засмеялась, забавляясь моей реакцией на происходящее, и крикнула:
— Войдите!
Тотчас целая толпа слуг в мгновение ока накрыла великолепный стол рядом с камином.
— Я подумала, что мы можем поужинать здесь, если вы проголодались.
Я не был голоден, но стол был уже накрыт, а слуги исчезли, поэтому я пододвинул стул для Екатерины и поспешно занял свое место, едва не опрокинув при этом бокал с вином.
— Я вижу, что вы нервничаете, — заметила императрица.
Я затравленно взглянул на нее, но она улыбалась такой искренней и обаятельной улыбкой, что я невольно улыбнулся сам.
— Что вы, нисколько, — я прокашлялся. — Просто мой путь к вам был несколько… э-э… необычным.
— Что, мои статс-дамы позволили себе лишнее? Надо будет поставить их на место. Они становятся просто несносными!
Екатерина не смотрела на меня, отвернувшись к пламени камина, но я видел, что она едва сдерживает смех. Разумеется, она сама придумала весь сценарий вечера.
— Надеюсь, вы придете в себя после этого потрясения.
— Я тоже надеюсь на это, моя королева.
— Может, вам будет удобнее называть меня Екатериной? — Она расстегнула алмазную пряжку, и соболиное манто, наброшенное на плечи, скользнуло на пол, оголив крепкие плечи и декольте, открывавшее ее грудь.
Я чувствовал, что надо мной подшучивают, и это не очень нравилось мне, поэтому я решил не оставаться в долгу.
— Екатерина, — сказал я. — Но ведь вас звали не так, когда вы только приехали в Россию.
Ее глаза блеснули. Она поняла, что я не задаю вопрос, а констатирую факт, и разгадала мое намерение повернуть разговор в более удобное для меня русло.
— Да. Тогда меня звали Фике.
— И вы не всегда были императрицей.
Ее тон сразу стал… нет, не то чтобы угрожающим, но предупреждающим.
— Никто… никогда… не говорит со мной об этом.
— Я не против стать исключением.
— Вы остроумны… Кайрен. — То, что императрица назвала меня по имени, показало ее отношение к моим словам.
— Я пытался подготовиться к встрече с вами, прочитал о вас все, что мог. Я прочел ваши любимые книги и все равно — вы совершенно правы — я нервничаю. Я никогда не управлял огромной империей и даже представить себе этого не могу. Поэтому я вспомнил, что вы ведь знаете, как это — быть обычным человеком.
