–
Заря наступит лишь тогда,Когда малиновка споет!Погаснет бледная звездаИ стражник первый час пробьет.Когда ты услышишь эти слова и передашь священные стрелы новому хранителю, твоя миссия будет завершена, и я буду знать, что жизнь моя прожита не напрасно…»
Дочитав записку, Лариса перешла к листам пергамента, покрытым ровными, аккуратными строчками в дореволюционной орфографии.
Джентльмен, возглавлявший ночную экспедицию, снял со своего коня седельные сумки и с одной из них удалился за куст боярышника. Благородный скакун, освобожденный от груза, негромко заржал, словно благодаря хозяина.
Через несколько минут глава маленькой группы снова появился на поляне. Теперь он совсем не был похож на небогатого провинциального джентри. В длинном серебристо-зеленом плаще и странном головном уборе, украшенном турьими рогами, он сделался похож на фантастическое существо, получеловека, полузверя, или на служителя древнего культа, на одного из друидов, вершивших некогда на этом древнем капище свои забытые обряды.
В этом странном и необычном одеянии преобразившийся джентльмен опустился на траву и замер, словно чего-то ожидая.
На поляне наступила тишина, нарушаемая только стрекотом ночных насекомых да изредка – глухим уханьем филина. Вся природа, казалось, замерла в томительном ожидании.
Наконец, небо на востоке начало медленно бледнеть, звезды – гаснуть одна за другой, как свечи, задуваемые рачительной хозяйкой. Даже те немногие звуки, которые нарушали тишину ночи, замолкли в преддверии ранней июньской зари.
И вдруг в этой настороженной тишине прозвучала короткая, радостная песенка малиновки.
– Странное дело, – вполголоса проговорил самый молодой, самый нетерпеливый из участников ночной экспедиции. – Странное дело, сколько живу на свете – ни разу не слышал, чтобы малиновка пела в такой ранний час!
– Давно ли ты живешь на свете, приятель, – усмехнулся в ответ на его слова старший слуга джентльмена. – Ты еще молод и мало что видел. Однако должен понять, что слышал сейчас не простую малиновку. Знаешь ли ты, как зовут нашего предводителя?
– Сэр Роберт Локсли, джентльмен из Чешира…
– Это имя для посторонних, свои же люди называют его Робин, а ты, хоть и молод, должен знать, что «робин» на нашем языке – это «малиновка». Так что недаром малиновка пропела в этот предрассветный час…
– Робин? – переспросил молодой парень, и лицо его вытянулось от удивления. – Робин? А дальше?
– А дальше – мог бы и пошевелить мозгами, приятель! Ты молод, но, по-моему, вовсе не глуп!
– Не тот ли это Робин Гуд из Шервудского леса, о котором так много судачат на постоялых дворах?
– Вот ты и сказал, приятель. Тебе давно пора знать, какому господину ты служишь!
Молодой слуга замолчал, пораженный внезапно открывшейся ему истиной. Тем временем преобразившийся джентри поднялся с травы и засвистел, отвечая на песенку малиновки точно такой же жизнерадостной песенкой. И в ту же минуту из-за одного из стоячих камней появилась человеческая фигура.
Это был старик. Но не такой, как те старые, изможденные крестьяне, которые сгорблены от тяжелой многолетней работы, крестьяне, чьи лица иссушены годами, проведенными под палящим солнцем и проливным дождем. И не такой, как старые, толстые монахи, обрюзгшие от унылой монастырской жизни, от ежедневных молитв и лицемерного воздержания.
Этот старик, точнее сказать, старец, был высок и строен, как молодой мужчина, широкоплеч и силен, как опытный воин. Лицо его было покрыто морщинами, но оно было полно силы и достоинства, а в глазах его сиял глубокий ум. Седые волосы, сверкавшие, словно старинное серебро, спадали по его плечам на длинную серебристо-зеленую мантию, точно такую, в какую был облачен Роберт Локсли, он же Робин Гуд из Шервудского леса.
– Я услышал пение малиновки и пришел, чтобы служить тебе, святой отец! – проговорил молодой джентльмен.
– Ты пришел сюда для того, чтобы служить не мне, – ответил ему старец, – не мне, но нашим древним богам. Я лишь проводник в их таинственный мир. Точнее будет даже назвать меня поводырем, который ведет слепых по трудной, кремнистой дороге.
– Ты прав, святой отец! Я был слеп, свет истинного знания был мне неизвестен, но сегодня ты откроешь его для меня. Я готов принять от тебя посвящение.
– Не от меня примешь ты посвящение, а от этих древних камней, от живущих в них духов наших предков, от богов, которым они поклонялись, когда эта земля была молодой. От богов, которые жили в каждом лесном ручье, в каждом столетнем дереве, шумящем на ветру своими ветвями. От рассветного солнца, которое прольет свой свет на эту священную поляну. Готов ли ты?
