— Да, Капитолина Ивановна, я сам положил в машину, там два килограмма. — Это уже Виктор отвечал. Он испытующе поглядывал на Надежду, расстилая на заднем сиденье теплое одеяло.
Платошка, уже одетый для путешествия, общался с Тузиком. Платон Федорович в ожидании отъезда стоял у машины. Надежда вышла из дома, держа, помимо маленькой сумочки, еще одну, побольше. Виктор метнулся к девушке, отобрал сумку, неслышно для других шепнул:
— Береги себя! — и открыл дверцу машины.
Прощанье было долгим.
Баба Капа целовала Надежду и Платошку, затем — крестила их по три раза. Платона Федоровича тоже осенила крестом. Сергея, уже сидящего в машине, заставила выйти, чтобы перекрестить. Рядом стоял Викто, и она, забывшись, и его перекрестила.
Виктор прощался с Вихряковым за руку, маленького Платона поднял на руки, прижал к себе и попросил:
— Слушай Надю, не огорчай ее, ладно?
— Хорошо! А ты тоже помни, что обещал!
С Надей Виктор тоже попрощался, подав ей руку. Не увидел только ее взгляда — она боялась на него глядеть.
Машина отъехала. А около дома еще долго стояли Раиса Яковлевна, Лиза и баба Капа. Все на прощание махали руками.
* * *
Для поездки погода была отменной. Вот уж верно Пушкин подметил «…мороз и солнце — день чудесный…», да и «красавица» в машине сидит и не спит…
Платоша не отлипал от стекла машины, время от времени восклицая:
— Смотри, Надя, какая снежная гора! Ого!
Надежда придвинулась к ребенку и тоже глядела.
— Платон, это снегоуборочная машина здесь столько нагребла снега. Он растает под солнышком, и никакой горы не будет.
Платон Федорович тоже с интересом поглядывал по сторонам. Делился с водителем:
— Да, поля остались те же, что и в мою бытность. Хорошо хоть не застроили — здесь земля плодородная. Я много поездил по этой дороге… Сколько же лет назад это было, дай бог памяти? — Он повернул голову к сидящим на заднем сиденье и, не мудрствуя лукаво, спросил:
— Надя, тебе сейчас ведь двадцать пять лет, правильно?
Надежда смутилась, затем подтвердила, что — да, ей именно столько лет.
— Ну, вот, значит, я здесь ездил двадцать семь лет назад. Целая жизнь… — Он помолчал и задумчиво продолжил: — А интересно на все поглядеть, пусть даже и под снегом.
Через какое-то время все затихли, слышалось усыпляющее шуршание колес. Платошка лег, положив голову на колени Надежды. Она сама откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Ее интересное положение в последнее время не беспокоило. Но маленькую жизнь внутри себя Надя ощущала. И тихо радовалась.
Сейчас переваривала вопрос отца о возрасте. Похоже, Вихряков воспринимает все в порядке вещей, никакой вины за ним нет — се ля ви. А может, в монастыре отмолил всю вину и грехи ему отпустили? Впрочем, не ей говорить о чужих грехах. Своих выше крыши. Настроилась было подремать, но вдруг машина остановилась. Сергей объявил:
— Предлагаю всем выйти, немножко размяться. И так уже проехали больше полдороги. А мне Виктор Андреевич наказывал чаще останавливаться, выходить из машины, дышать воздухом.
Сергей подошел со стороны, где сидела Надежда, помог ей выйти и спросил:
— Вас не укачало, Надя?
— Нет, все в порядке, не беспокойтесь! — Она, как могла беззаботно, ответила водителю, а про себя подумала: «Неужели он Сергея предупредил? Это же нельзя! Так может Вихряков узнать!»
Затем заставила себя успокоиться: что у Соломона на кольце было написано? «Все пройдет, и это тоже пройдет».
После передышки уже не разговаривали и вскоре были на месте, в Раскольном. Тетя Анюта, предупрежденная по телефону, встречала гостей у ворот.
— Наденька, я одна не смогла открыть вторую створку ворот. Надо, чтобы кто подсобил немножко.
Сергей проворно вышел наружу, отворил ворота и загнал машину во двор.
Все вышли, и Надя принялась представлять, кто есть кто:
— Это — Анна Артемовна. Моя близкая и очень добрая соседка. — Указывая на приезжих, сказала: — Тетя Аня, это — Платон Федорович, дед нашего Платоши, а это — Сережа, он нас привез.
Анна Артемовна обнимала Платошку, заинтересованно поглядывая на Вихрякова и не забывая о гостеприимстве.
— Надя, я обед приготовила у тебя в доме. На плите стоит суп, недавно вскипел. И тушеное мясо с картошкой. Заходите, раздевайтесь — там теплынь, теплее, чем у меня в доме. Знаю, Наденька с детства любит тепло. Помню, Любаша, царство ей небесное, на зиму много заготавливала топлива. — Она бросила внимательный взгляд на Вихрякова и без паузы закончила: — А я сбегаю к себе, принесу соленых огурчиков к картошке.
Платошке захотелось идти с соседкой.
— Бабушка Аня, а где ваш петух Петька? Он все так и дерется, да?
— Петух в сарае с курочками сидит. На улицу не выпускаю, чтобы лапы не отморозили. Пойдем, мой маленький, увидишь Петьку.
— Баба Аня, я не маленький. Скоро в школу пойду.
— Нет, конечно! Вон как вырос! Это я так сказала, по привычке.
Соседка с Платоном ушли, а Надя повела гостей в дом.
Да, было уютно. Домашний, ни с чем не сравнимый дух… В нем был запах всех времен года — весны, лета, осени. И уютный аромат только что вскипевшего супа.
Будто кто-то незримый говорил: не грустите — все так прекрасно! Живите долго…
Гости на минуту застыли. Будто прислушивались. Сергей не выдержал:
— Да-а! Вот уж хорошо!
Платон Федорович, удивительно взволнованный, оглядывался, потом прошел в следующую комнату, будто знал дорогу…
И как было все вкусно за ужином! Тетя Анюта, вместе с огурчиками, принесла бутылку наливки. Своей, домашней, настоянной на рябине. Для Платоши поставили на стол банку сливового компота. Надя отказалась от наливки и тоже налила себе компот.
Аппетит за столом не убывал. Несмотря на вечер, суп тоже пошел в ход. Когда тетя Анюта поставила перед Платоном Федоровичем тарелку супа с галушками, их аромат покорил остальных. Все попросили себе. Ели не спеша, с удовольствием, изредка переговариваясь.
Платон Федорович первый поднялся из-за стола. Он все продолжал осматриваться в доме. Затем в раздумье произнес:
— Все осталось таким же, как и тогда. Узнаю все. — Прошел в комнату, которая служила спальней, и позвал Надежду: — Погляди, Надя, вот эту картину мы с твоей мамой купили вместе, когда ездили в город. Почему-то Любаше она понравилась — маленькая девочка в полушубке, а вокруг снег… Потом, позже, узнали — это репродукция картины Васнецова «Снегурочка».
Надежда стояла рядом с Вихряковым, глядела на картину и боялась что-либо произнести, чтобы не потекли слезы…
