Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
Со стороны могло показаться, что Филипп окончательно потерял голову от кузины Ричарда Плантагенета. Да и сама она упивалась знаками его внимания. Даже Обри помалкивал, впрочем, намекнув, что Джоанне не составило бы труда попросить короля Филиппа предоставить им лучший шатер в лагере при Везле или же оплатить их расходы по постою в гостинице. Как всегда, Обри искал выгоду, да и пребывание в небольшом городе, битком набитом воинами, было связано с массой неудобств. На это Джоанна резко ответила, что она не шлюха, торгующая своей благосклонностью, а благородная дама, которой приличествует с достоинством принимать поклонение венценосного рыцаря. И Обри проглотил это молча.
Ричард также не преминул отметить, что Филипп с большей охотой проводит время в обществе его кузины, чем в кругу военачальников. Однажды он сказал ей:
— Чем любезнее ты будешь с Филиппом Капетингом, тем меньше он будет ныть и жаловаться, ссылаясь на то, что важнейшие дела требуют его присутствия во Франции. Он не посмеет проявить малодушие перед дамой, ратующей за наше святое дело. Вместе с тем… Кузина, я надеюсь, что ты достаточно разумна, чтобы не довести дело до скандала. Ведь речь идет и о моей чести!
О, это она понимала! И все было весьма благопристойно возвышенно до тех пор, пока Филипп не назначил ей свидание в безлюдной галерее аббатства бенедиктинцев. Она не посмела отказать — то были древние, славящиеся своей святостью стены; здесь всего несколько десятилетий назад призывал ко Второму крестовому походу сам святой Бернард из Клерво. Свидание в аббатстве — не больше, чем галантная встреча.
Однако Филипп, едва появившись из-за колонны в галерее, набросился на нее, как хищник. Джоанна поначалу решила, что это не более чем продолжение их куртуазной игры… Когда же Филипп страстно впился в ее шею, а его горячие ладони заскользили по ее обтянутой шелком груди, она испугалась. Он задыхался и молил ее о любви… В какое-то мгновение она ослабела и едва не сдалась. В ее сердце вновь родилось то горячее и пьянящее чувство, которое ее муж называл бесстыдством. И король Франции мгновенно уловил это.
— Моя, — шептал он, прижимая Джоанну к стене за колонной, — моя, вся моя…
Сейчас она стыдилась вспоминать, как чуть было не уступила ему. Ее лишило воли сознание того, что ее возжелал не кто-нибудь, а король великой державы. И если бы ласки Филиппа не были столь грубыми и беспорядочными, если бы он в пылу не причинил ей острую боль, словно тисками сдавив грудь, все могло бы пойти иначе. Джоанна охнула, отпрянула и стала вырываться из королевских объятий, однако Филипп крепко держал ее. Тогда она стала упрашивать его отпустить ее. Но король уже не владел собой: треск рвущегося шелка только раззадорил его. Он рывком вздернул край ее платья, и его колено оказалось между ее отчаянно стиснутых ног…
Даже когда в полумраке галереи на них упал сноп света, Филипп все еще не прекращал своих попыток овладеть ею. Лишь гневный голос аббата, приказывавший благородному господину и даме прекратить бесстыдство, заставил короля ослабить хватку. Джоанна тут же вырвалась и убежала.
Но в Везле, как уже сказано, было слишком много мужчин, и вид стремительно пересекавшей двор аббатства женщины в изорванном светлом платье породил немало слухов. Филипп же повел себя далеко не рыцарственно: при встрече с Ричардом, когда у них вышла размолвка по какому-то незначительному вопросу, француз заявил, что ему жилось бы куда легче, если бы все Плантагенеты были столь же уступчивы, как их дамы. И хотя Джоанна не принадлежала по прямой линии к Плантагенетам, несложно было догадаться, кого он имеет в виду.
Вот тогда-то Ричард и призвал ее к себе и долго, с угрюмым видом, слушал, как она, рыдая и заламывая руки, клянется в том, что между нею и Филиппом не было близости и что Капетинг вел себя с нею не как рыцарь, а как последний поселянин с площадной девкой.
— Тебе надо уехать отсюда, — наконец произнес король. — Дама, которую мои воины почитали чуть ли не как небесную покровительницу, не может служить поводом для грязных сплетен.
И Ричард отправил их с Обри с миссией в Венгрию. Все обошлось и внешне выглядело почти благопристойно, но Джоанна стыдилась себя и порой задавалась вопросом: а что, если бы в ту минуту не появился аббат, привлеченный шумом борьбы, и Филипп не отпустил ее? Уступила бы она?
Она ненавидела себя за слабость, за томительный телесный голод, временами охватывавший все ее существо, и в такие минуты была особенно нежна и покладиста с мужем. Ричард позаботился о том, чтобы ее супруг ничего не заподозрил. Обри же тотчас воспользовался переменой в ее настроении, чтобы завладеть деньгами, которые они получали по векселям храмовников. Но и это не умерило его скупости: порой они даже ночевали на открытом воздухе в холода, когда рядом находились заезжие дворы, которые Обри находил излишне дорогими.
Джоанна не перечила ему ни в чем и предоставляла супругу свой кошелек по первому требованию. Лишь в одном Обри де Ринель не скупился и вел себя почти расточительно: когда дело касалось его самого. Так, он внезапно ни с того ни с сего приобрел у проезжего торговца плащ, подбитый драгоценными соболями, истратив на него кучу денег. Джоанна и тогда смолчала, но в дело вмешался Дрого и потребовал, чтобы средства, отпущенные на их поездку королем Ричардом, были вверены ему, ибо именно он ведет все расчеты за продовольствие, корма для лошадей и прочее, без чего не обойтись в пути.
Сэр Обри впал в ярость, схватился за меч, и они едва не сцепились. Но сторону Дрого приняли все их люди, и лорду в конце концов пришлось смириться. Вскоре они прибыли ко двору короля Белы Венгерского, где им отвели превосходные покои и назначили достойное содержание, что привело ее супруга в полный восторг.
В Венгрии они провели большую часть зимы. Джоанна не ожидала, что эта страна так богата и что венгерская знать окружает себя чуть ли не ромейской роскошью. Тон в придворных нравах задавала супруга короля Белы — Маргарита Французская, и после утомительных странствий Джоанна вновь оказалась в своей стихии. Она пела и наслаждалась музыкой и танцами, посещала турниры, кружила головы венгерским рыцарям, и те сражались в ее честь, а она награждала победителей.
Обри, казалось, был польщен тем впечатлением, какое она произвела при дворе. Лишь позднее она узнала, что ее супруг за право прогуляться с нею верхом, повести в танце или занять место рядом на пиру требовал от ее поклонников подарков. В конце концов среди придворных пополз слух, что за изрядный куш лорд готов даже уступить свое место на ложе. Именно тогда королева Маргарита деликатно намекнула, что им обоим следовало бы покинуть королевскую резиденцию в Эстергоме.
Обри возложил всю вину на Джоанну: она-де так вольно вела себя при дворе, что им не удалось исполнить поручение Ричарда: склонить короля Белу к участию в крестовом походе. Венгерский государь, формально дав согласие, так и не предпринял ничего, чтобы присоединиться к воинству паладинов.
По прибытии в Константинополь вдовствующая императрица Агнесса пригласила сэра Обри и леди Джоанну — кузину короля Ричарда — воспользоваться ее гостеприимством. Но продлилось это недолго, хоть Обри явно не спешил в Святую землю. Однако ее супруг так докучал императрице, выклянчивая подношения, что Джоанна вздохнула с облегчением, когда по приказу императора им пришлось покинуть столицу.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 176
