– Он велел мне убираться, но вначале мы попробуем пройти через кухню.
Однако кухонная дверь оказалась закрытой, и никто не подошел к ней, несмотря на то, что Раймонд в кровь разбил руки, молотя по ней. Наконец, мы поплелись прочь, еле волоча ноги.
– Попробуем вернуться позже, – сказал Раймонд. – Может быть, все слуги убирают зал после ужина. Наверное, раз никого в замок не пускают, они просто заперли все двери и отпустили стражу.
– По крайней мере, за нами никто не гонится, – с улыбкой заметила я, закутываясь в плащ.
– Да, но здесь становится холодно, Джоан. Обойдем вокруг, и тогда я снова постучусь в дверь кухни.
Рука об руку мы с ним обошли замок, держась у стены башни. Там было теплее, и, как заметил Раймонд, так меньше вероятности, что нас увидят из окон.
Увидев над головой окно, в котором горел свет, я сказала:
– Больше всего меня страшит мысль, что Ричард может быть здесь, совсем рядом с нами, и смотрит сейчас в окно! Но если он увидит нас, то решит, что мы с тобой – просто влюбленная парочка.
Внезапно мне в голову пришла новая мысль.
– Раймонд, давай споем! Ты ведь менестрель. Ты просился, чтобы тебя впустили, ты хотел развлечь общество, но получил отказ. Так спой прямо здесь и заработай себе на ужин!
Раймонд немедленно достал из мешка лютню.
– Попробовать можно, – ответил он, передавая мне мешок. – Ричард обязательно узнает мой голос. А худшее, что может с нами случиться, – нас просто выгонят вон!
Мы отошли подальше от стены, он настроил лютню, и голос его поплыл в ночной тишине. Когда он закончил песню и замолчал, в освещенном окне показалась женская головка, и на землю рядом с нами полетела монета. Раймонд собрался петь снова. Я попросила его исполнить одну из песен Ричарда.
– Ну конечно! Почему я сам не догадался? Но вспомню ли я слова? – Он начал тихо напевать себе под нос; я подсказывала ему слова, и он пропел первый стих той песни, которой Блондель научил Беренгарию и меня.
– Вот и хорошо! – ободрила я его. – Пой!
Он запел; голос его был чист и звонок и далеко разносился в ночной тиши. Я слушала его и вспоминала, как Блондель и Беренгария исполняли эту песню для моего брата, потом Рик запел с ними, обняв Блонделя за плечи…
Вздрогнув, я посмотрела на темные окна замка. Было в них что-то зловещее. Они напомнили мне пустые глазницы. Поборов страх, я прижалась к Раймонду. Он снова запел. Но не успел он докончить куплета, как из окна над нашей головой высунулась голова мужчины. Он грубо погнал нас прочь и пригрозил кулаком.
– Пошел звать стражу, – объяснил Раймонд. – Что ж, любимая, мы сделали все, что могли. Споем в последний раз и уходим!
Он улыбнулся, глядя мне в глаза, и мы вместе запели песню Ричарда. Я была Джоанной, странствующей танцовщицей, а он – Блонделем, моим господином и повелителем, а все остальное утратило смысл… Когда мы дошли до последнего куплета, какая-то тень упала на нас сверху, и к нашим голосам присоединился мощный бас, явственно разносящийся по двору.
Раймонд замер; я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не могла произнести ни звука. Я боялась дышать. Раймонд отшвырнул лютню и застыл на месте. Я напрягла слух… Вдруг сверху, с самой верхушки башни, мы услышали смех – громкий, радостный смех, который я сразу же узнала!
Голос моего брата, короля, подхватил прерванную песню, и Ричард допел ее за нас.
Эпилог
История Джоан и ее царственного брата еще далека от завершения. Для заинтересованных читателей опишу вкратце, что было дальше.
Настоятели Боксли и Понробер добились встречи с Ричардом; и 21 марта, в Вербное воскресенье, они увиделись с ним в Оксенферте, в десяти милях от Вюрцбурга. Через два дня стало известно, что король Англии находится в заточении у императора. Наконец, был созван суд в Шпейере, на котором Ричарду позволили опровергнуть обвинения своих недругов.
Но хотя он выступил в свою защиту столь убедительно, что и друзья и враги громко выразили ему свое сочувствие и сам император расплакался и расцеловал его в обе щеки, прошло еще много месяцев, прежде чем Филипп Французский отправил принцу Джону знаменитое послание со словами: «Дьявол вырвался на свободу!» Король Ричард провел в заточении один год, шесть недель и три дня.
Когда он, наконец, освободился, то первым делом исполнил желание сестры, и Джоан, получив его благословение, стала женой Раймонда. Беренгарии повезло меньше. Они с Ричардом продолжали жить раздельно, пока в 1196 году Хью, епископ Линкольнский, не пристыдил своего повелителя, и король Англии сделал вид, что их супружеские отношения возобновились. Однако сомнительно, чтобы Беренгария была счастлива. Она осталась единственной королевой Англии, чья нога так и не ступила на английскую землю.
Воспроизводя эту историю, я выдумала очень мало, ибо правда в данном случае гораздо причудливее лжи. Те немногие вольности, которые я себе позволила, имели место после Крестового похода. Использованная мной легенда о Блонделе – как ни красива она, это всего лишь вымысел – помогла оживить любовную линию, но и здесь я следовала общепринятому, широко известному прецеденту.
