Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Колосов смотрел на двух юнцов в венках, обнимавшихся в траве в нижнем углу картины.
— Они были дружны и никогда не разлучались и умерли, согласно мифу, в один день, обратившись в цветы. Вот здесь в центре Нарцисс и Эхо.
— Тут парень и девчонка.
— Мифологические персонажи, Никита. Пол роли не играет. Нарциссом может быть и женщина.
— Ладно, дальше.
— В центре богиня Флора. Над ней, вот тут вверху в небесах, в квадриге с конями, — солнечное божество Гелиос — Аполлон, бог света, податель жизни. От него все зависит здесь, в этом царстве флоры, день и ночь, жизнь и смерть. Он дарит жизнь, но он ее и отнимает. Он властелин, понимаешь? Хозяин их судьбы. Справа Гиацинт. Знаешь его миф?
— Нет, — Колосов вглядывался в изображение юноши в венке, держащего в руках цветок.
— Он был другом Аполлона. Близким, преданным. А тот убил его. — Катя коснулась лица Гиацинта. — Убил. А это Кифия — Подсолнух, та, что смотрит из-под ладони на солнечного возницу. Она тоже умерла. Согласно мифу, она любила Аполлона, своего владыку, своего хозяина. А тот не замечал ее. Знаешь… в тот день, когда я была там, у них в магазине я видела подсолнухи… Это в июне-то. А потом совершено случайно подслушала один разговор… Одним словом, Марина Петровых любит своего хозяина Балмашова, а он…
— Эта рыжая?
— Рыжая? Когда я ее видела, она была шатенкой.
— А теперь стала рыжей. Покрасилась и… черт… вот черт… Правда, голова, как подсолнух, у нее.
— Она влюблена в Балмашова и сама об этом говорила. А он ее игнорирует. Пока что, до поры.
— Катя, ты изъясняешься какими-то загадками, запутала меня. Ну что значит это твое «игнорирует до поры»?
— Это значит… Подожди, остались еще два персонажа. Вот тут рядом с Гиацинтом — охотник Адонис. Видишь, он ранен, опирается на копье. Там, на их гобелене, рана утрирована, она так и бросается в глаза. Охотника Адониса, согласно мифу, убил на охоте кабан. И из его крови выросли цветы анемоны.
Колосов развернул к себе альбом. Картина… Все точно, один в один, только там, на ихних гобеленах, кровь — алыми брызгами…
— А кто вот этот? — спросил он, указав на воина в шлеме, готового пронзить себя мечом.
— Это Аякс. Знаменитый воин, герой. Он стал жертвой обмана и покончил с собой. Из его крови выросла гвоздика. Самый мужской цветок, — сказала Катя тихо. — И теперь вот еще что… Жену Балмашова зовут Флоранс, ты говорил? Это то же самое, что Флора. А эти дети, троица…
— У Тихомирова трое — близнецы и девчонка, — Колосов накрыл изображение ладонью. — Ну а все же, Катя. Что, по-твоему, все это означает?
— Это серийные убийства, Никита. И они напрямую связаны с «Царством Флоры» — и с картиной, и с фирмой. И знаешь, я, конечно, могу ошибаться, ты можешь воспринимать мои слова как фантазию, небылицу, но… Мне кажется, я догадываюсь, кто убийца. И я знаю, как и почему он выбирает свои жертвы. Крокус, Смилакс и Адонис уже мертвы. На очереди следующие.
Глава 25 ХОЗЯИН
Андрей Балмашов припарковал свой «Мерседес» на стоянке возле здания Госдумы на Охотном Ряду. Охране показал гостевой спецпропуск. В просторном вестибюле увидел заказчика — тот тоже увидел Балмашова и поспешил навстречу. Заказчиком на поставку цветов и декоративной флоры для украшения кабинетов и холлов выступало Управление делами. Балмашов вел переговоры со старшим менеджером Владленом Морозовым. Думский контракт был столь же престижным и крупным, как и до этого банковский, юбилейный. И чтобы заполучить его, «Царству Флоры» пришлось участвовать в конкурсе и победить конкурентов.
Морозов, холеный, энергичный управленец, встретил его как старого знакомого, крепко пожал руку.
— Что ж, Владлен Петрович, показывайте, где будем размещать. Я захватил образцы флористических композиций. — Балмашов держал в руках портфель с ноутбуком.
Морозов оглядел его. На фоне думско-депутатского дресс-кода белый костюм Балмашова и его пестрый кашемировый шарф от Кензо резко выделялись.
— Оцените наше здешнее хозяйство. — Морозов жестом пригласил его к лифту. — У нас тут хозяйство, а вы в оранжереях своих — хозяин. Сколькими гектарами ворочаете. И какой земли — золотой, подмосковной. Латифундист вы, Андрей Владимирович. Помещик.
— Я садовник. Но, честно говоря, слово «хозяин» мне нравится больше, — усмехнулся Балмашов.
На лифте они сначала поднялись на второй этаж. Морозов повел его по холлам, на ходу объясняя, где именно хотелось бы разместить флору.
— Глаз должно радовать, умиротворять, успокаивать, — объяснял он. — Здесь ведь нервы сплошные. Нервы и амбиции. Поэтому нужна эмоциональная разрядка мгновенного действия. Выскочит какой-нибудь из наших партийцев после жаркой дискуссии взмокший весь, злющий, а тут — зимний сад райский. Солнышко, листочки зеленые, росточки проклевываются. Ну и давление у него сразу же в норму придет. Сердчишко екнет. И голосовать станет по-умному, не по-дурацки. Понимаете, о чем я?
Поднялись несколькими этажами выше, прошлись по кабинетам фракций.
— Эти умники цветы не любят, этих мы пропускаем. Этих тоже, — Морозов сверялся со списком. — А вот тут у нас женщины-депутаты сидят с помощниками, секретарями. Тут уж, Андрей Владимирович, надо постараться, выдумку проявить с цветочным декором. Чтобы одновременно строго, по-деловому, без сусальности и вместе с тем нежно, трепетно.
Потом они устроились в кабинете Морозова, и Балмашов на ноутбуке начал демонстрировать образцы композиций и предлагать варианты декора. Заставкой на экране ноутбука была все та же картина Пуссена «Царство Флоры». И Морозов обратил на нее внимание:
— Картинка какая у вас в компьютере стильная. Классика. Хорошо смотрится. Только вот…
— Вас что-то смущает? — спросил Балмашов.
— Чудная она. — Морозов вглядывался в экран. — Что же это она… эта вот дамочка с цветами, танцует, веселая, а этот вот слева, который воин в шлеме с перьями, убивать себя, что ли, собрался у всех на глазах?
— Это аллегория жизни и смерти. Точнее — просто смерти. Перехода из одного состояния в другое. Они все уже мертвые, только не все еще об этом догадываются.
— Рановато вы о смерти задумались, Андрей Владимирович, — сказал Морозов. — Хотя как сказать… Вот был у нас тут такой Григорий Палыч, и мужик-то хороший, свойский, и депутат дельный, комитет по энергополитике на себе вез сколько лет. Полтинник ему стукнуло, отметили как полагается, поздравляли его все. А наутро после банкета — представляете — звонит мне его помощник. Готовьте некролог, говорит. Ночью сердечный приступ, и «Скорая» не помогла. Вот так и оставил все, бросил — и дела, и депутатство, и партию, и жену новую, молодую, и капиталы, а сам где теперь? В каких таких местах?
— Вот здесь. — Балмашов указал на землю, по которой ступали все нарисованные Пуссеном персонажи. — Вот это самое место, Владлен Петрович.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
