Обходя корабль, Жюльен дотрагивался до него кончиками пальцев, будто хотел приручить. Интересно, хватит у него смелости подняться на палубу? Настоящий любитель приключений, верно, и не задумался бы!
Медные иллюминаторы каким-то чудом уцелели, но разглядеть что-либо сквозь стекла, покрытые толстым слоем помета, было невозможно. Да и что он мог увидеть внутри? Пустые отсыревшие каюты или трюм, в которым наверняка полно воды и завелись крабы?
Но отчего тогда Жюльена сжигало желание попасть на яхту? Неужели из-за клада, который мог быть спрятан только в трюме? Черт возьми, пора бы уж ему повзрослеть и избавиться от влияния приключенческих романов, которыми он слишком долго кормился в пансионе Вердье!
Деревянная обшивка оказалась очень скользкой, но тут мальчик увидел пеньковый трос. Он схватил его, испытал на прочность. Трос был надежно привязан к борту: с его помощью можно забраться на корабль! Цеппелин, словно угадав намерение хозяина, жалобно заскулил.
Поднимался Жюльен, крепко держась за трос и опираясь подошвами о бок яхты. Пришлось наступить на темное пятно, что он и сделал, стиснув зубы. Ему пришла в голову мысль, что он проник на чужую территорию, нарушил границу чужих владений. Он вкатился на палубу, сильно накренившуюся вправо, покрытую вонючей коркой птичьих экскрементов. В десяти шагах зиял черный квадрат люка. Жюльен пожалел, что не взял лампу, и уже готов был под этим предлогом спрыгнуть с корабля. Внизу Цеппелин тихо попискивал, как щенок. Собрав все мужество, мальчик стал спускаться по мокрой, как губка, деревянной лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, он замер, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. На нижней палубе царил тревожный полумрак, пахло тиной и размокшей древесиной. Жюльен быстро пошел по коридору, открывая двери в каюты, в которые сквозь заляпанные иллюминаторы едва проникал сероватый свет. Они, разумеется, оказались пустыми. Все… кроме последней!
В самой дальней от лестницы каюте кто-то положил на пол соломенный тюфяк и поставил перевернутый ящик, исполнявший роль стола. Рядом находились спиртовка, фляжка, керосиновая лампа, несколько котелков и одеяло.
Мальчик застыл от изумления, не решаясь переступить порог. Даже пахло в этой каюте по-особому, как в пастушьей хижине, — человеческим жильем. Тот, кто оборудовал здесь убежище, наверняка от кого-то прятался. Партизан? Немецкий дезертир? Жюльен медленно приблизился к убогому ложу и увидел на полу несколько приключенческих романов, которые он читал в детстве, и две книги на английском языке. Шекспир… Диккенс… — он с трудом разобрал надписи. Разве мог немец читать такие книги?
Присев на корточки возле тюфяка, Жюльен обнаружил еще штормовую лампу, кинжал и жестяную коробку с принадлежностями для ухода за оружием: смазкой и особым веществом для очистки ствола от нагара. Исходивший от коробки слабый запах вызвал у мальчика неприятное чувство: перед ним возник образ Матиаса Леурлана, чистящего охотничьи ружья, разложенные на столе в гостиной, или смазывающего патроны, перед тем как заправить их в патронташ. Сверху, на грязной обивке, лежала недоеденная плитка шоколада, будто сигнал тревоги вынудил того, кто грыз ее еще минуту назад, срочно покинуть помещение. В том, что какой-то человек обосновался на обломках «Разбойницы», не было ничего необычного: война есть война! Скорее всего речь шла об английском десантнике, посланном Лондоном в числе тех, кто подготавливал высадку союзников. Незнакомец спрятался на яхте потому, что доступ к ней был затруднен — никто из местных не осмеливался приблизиться к судну. А убежал он, прихватив радиопередатчик, как только услышал стук осыпающихся камней. Возможно, он подумал, что неподалеку немецкий патруль. Это предположение сразу добавило Жюльену бодрости. А он-то, дурачок, испугался! Повода для тревоги не было.
Мальчик решил возвращаться — теперь не имело смысла спускаться в трюм. Он поспешил выбраться на верхнюю палубу, и воздух после душной влаги каюты опьянил его свежестью. Ухватившись за трос, он легко соскользнул вдоль корпуса и спрыгнул на песок под радостное взвизгивание бросившегося к нему Цеппелина. Они быстро пересекли пляж и стали карабкаться вверх по крутому склону. Подъем оказался значительно тяжелее спуска: под лапами пса обваливались камни, он пугался и возвращался назад, да и сам Жюльен раза два упал, больно расцарапав колени. Порой приходилось держать собаку за ошейник, помогая ей преодолеть наиболее трудные участки пути. Жюльен невольно подумал, что для расправы с врагом лучшего места не найти: достаточно взять камень побольше да бросить его на осыпающуюся глыбу известняковой породы, нависшую над тропинкой, и немедленно произойдет обвал.
Наконец они достигли вершины. Но в тот момент, когда Жюльен уже готов был упасть в траву, чтобы немного отдохнуть, между стволами деревьев возникла человеческая фигура. Сначала мальчик предположил, что это человек, поселившийся на судне, хочет с ним разделаться, чтобы тайна его не была раскрыта, но, присмотревшись, узнал Бенжамена Брюза, с лоснящимся, красным от непрестанной пьянки лицом. Вокруг скульптора распространялся отвратительный запах перегара. Он едва держался на ногах, цепляясь за деревья, чтобы не упасть, и постоянно оглядывался, словно его преследовали видения, рожденные парами этила.
— Я его видел, — задыхаясь проговорил калека, вращая безумными глазами. — Там, в кустах, он прицеливался в меня из ружья…
— Знаю, — небрежно бросил Жюльен. — Это англичанин, устроивший себе берлогу на яхте. Давайте вести себя так, будто ничего не произошло.
— Что за англичанин? — поднял брови Брюз. — Плевать я хотел на англичанина! Матиаса я видел, Матиаса Леурлана… Матерь Божия… я сразу его узнал!
— Довольно! — оборвал его мальчик. — Вы опять хватили лишку. Привидений не существует. — Он произнес эти слова твердым, не допускающим возражений тоном, но внутренне содрогнулся.
— Хватил лишку, не спорю, но я знаю, что говорю. Матиас прицелился в меня беззвучно, одними губами, произнес: «Паф!», намекая, что выстрелит в любую секунду. А не пальнул он только потому, что я в стельку пьян, и он подумал: если я и расскажу о нашей встрече, мне все равно не поверят. И, как видишь, оказался прав… Я-то напоролся на него случайно — он следит за тобой!
— Прекратите! — воскликнул Жюльен. — Вам меня не убедить, что он воскрес из мертвых.
— И не собираюсь! Значит, ты ничего не понял? Матиас не воскрес из мертвых, потому что он и не умирал!
Мальчик отшатнулся, словно ему дали пощечину, сердце его готово было выскочить из груди.
— Бред! У вас просто пьяный бред. Все знают, что его раздавила яхта.
Брюз встал на колени, и его стошнило, после чего он так громко застонал, будто его терзала страшная боль. Жюльен отвернулся. Когда все кончилось, однорукий вырвал пучок травы и обтер губы. От него так воняло, что к нему невозможно было подойти ближе чем на два метра.
— Матиас нас провел, всех, — возобновил атаку калека. — Никакая яхта на него не падала. Увидев его, я сразу это смекнул, а кое о чем догадывался и раньше…
